Цена патриотизма. К 199-летию памятника князю и мещанину

4 марта 1818 года в Москве был торжественно открыт памятник Минину и Пожарскому.

Инициатива с переносом празднования Дня защитника Отечества с 23 февраля на 29 августа, озвученная в Госдуме депутатом Иваном Сухаревым (ЛДПР), сомнительна по многим причинам. День памяти русского воинства, который предлагает отмечать депутат, конечно, хорошая дата. Только почему тогда не дата начала формирования ополчения Мининым? Тоже ведь защита Отечества. И таких дат набросать можно немало. А раз так, то не разумнее ли оставить все как есть, не выясняя, чем одна дата подходит для отмечания защиты Отечества больше другой?

Сегодня, когда мы справляем 199-ю годовщину открытия едва ли не самого пронзительного из памятников в центре Москвы, стоит поговорить о том, что смысл его со временем меняется, но актуальность сохраняется.

Скинулись всем миром

В освобождении Москвы от польских интервентов (1612) поразительно совсем не то, что решающую роль в этом сыграло народное ополчение. В конце концов, у французов с Орлеанской девой всё прошло примерно по такому же сценарию.

Нижегородцы постановили: «...помочь Московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жён и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником». Сбрасывались на ополчение крайне серьёзно. В виде обязательного взноса – до трети имущества. Кто не желал, лишался по итогу всего, имущество и ценности попросту конфисковывали общим решением.

Главное, что следует понимать о народном ополчении: это не просто мещанин и земский староста Минин и князь Пожарский собрались и пошли отбивать Москву у поляков (и переметнувшейся на их сторону части тогдашней элиты Русского государства).

Во-первых, это крайне финансово затратное мероприятие. Нижегородские, ярославские и прочие мещане смогли собрать некую сумму денег, нанять и укомплектовать на эти деньги войско, обеспечить его боеприпасами, провиантом, фуражом. При этом им противостояла Речь Посполитая – одно из сильнейших государств тогдашней Европы.

Во-вторых, кроме денег, созыв ополчения был довольно непростой организационной задачей. Вплоть до внешнеполитических сношений. Ополченцы списались со Швецией и Священной Римской империей. Переписка на тему «А давайте мы вам на царство поставим нашего мальчика» (брата шведского короля и двоюродного брата императора соответственно) вывела на нужное время из игры державы, действия которых могли помешать исходу финальной разборки с поляками.

Не то чтобы на этом скучном фоне военная победа ополчения выглядела как-то блёкло, нет. Наоборот, она только выигрывает от осознания того, что военный этап – примерно как надводная часть айсберга.

Монументальная логика

Об истории вспомнили в начале XIX века. Первоначально памятник собирались ставить в Нижнем Новгороде, что логично. Но затем решили всё же поставить в спасённой Москве, а на Волге установить обелиск, «связав» Нижний Новгород и Москву. Получилось примерно как в монументальном триптихе Вучетича (в Магнитогорске, в Волгограде, в Берлине). В настоящее время, правда, этот замысел нарушен: в Нижнем Новгороде с 2005 года стоит копия московского памятника.

В целом работа заняла почти 15 лет (1803-1818), а уж после 1812 года завершения работы скульптора Ивана Мартоса над памятником ждали с нетерпением. Слишком явно повторилась история спустя 200 лет. Тут тебе и ополчение, и взятие врагами Москвы, и поляки (некоторые остались верными Наполеону до конца).

Сегодня же памятник примечателен тем, что входит в весьма немногочисленную когорту монументов, которые стояли в трёх исторических версиях России, существовавших за последние 100 лет: Российской империи, СССР, Российской Федерации.

Смысловые коррективы

Что хочется сказать о памятнике сегодня. В Российской империи у него был один смысл: единение двух сословий, представленных фигурами Минина и Пожарского, перед лицом внешней угрозы; память о Земском соборе, на котором была выбрана новая династия русских государей (годовщина избрания первого из Романовых как раз была позавчера). В СССР этот смысл упростился до одной только внешней угрозы. О том, что Пожарский, вообще-то, князь, лишний раз старались не упоминать. Примерно как и о том, что Иван Сусанин не просто увёл поляков в чащу, а уводил их в сторону от местонахождения Михаила Романова. Потому и опера Глинки, написанная об этом в XIX веке, носила название «Иван Сусанин».

Сегодня, в РФ, о чём говорит нам памятник Минину и Пожарскому?

Во-первых, о том, что Смутное время – системный кризис, периодически нас догоняющий. Это не абстрактные поляки, которых в начале XVII века пришлось несколько раз прогонять из Москвы, это своего рода системный отказ, проверка, «не пора ли ликвидировать это государственное образование?» И вот уже несколько раз давался ответ «нет, не пора»: и в ноябре 1612-го, и в ноябре (по новому стилю) 1917-го.

Во-вторых, о том, что Красная площадь, на которой стоит памятник, Кремль, вся Москва в принципе стоят до сих пор ровно потому, что каждый раз во время подобных системных кризисов откуда-то из глубинки России приходила помощь. В виде нижегородского ополчения или дальневосточных дивизий.

В-третьих (сейчас обидно будет), о том, что патриотизм – это не ленточку раз в год в петлицу повесить. Вернитесь мысленно к фразе Минина о закладывании дворов, жён и детей. Вот что произошло? Пресеклась династия, вслед за этим постепенно начало разваливаться государство. Налетели коршуны. А в Нижнем Новгороде тряхнули мошной, наняли войско, победили врагов, потом в Москве выбрали нового царя. Построили себе новую Россию фактически. Без многолетних стонов «О, где же нам взять национальную идею? О, как же нам возродить навсегда утраченную в смутном времени Россию?» Организовались опять же мигом – без всяких социальных сетей и СМИ.

В конце концов, это памятник тому, что иногда целому поколению приходится становиться миниными и пожарскими. Такая уж судьба.