Прижимая обрубком руки гранату к груди, мальчишка лег под танк. На этом свете Ваня боевых наград не дождался

– Я сегодня не пил, и мне не мерещится! – подумал лейтенант, глядя на нелепо шевелящийся брезент, закрывающий орудие на платформе. И решительно двинулся к ней.

– Ага! Заяц!

Заяц был тощим злым мальчишкой-подростком в заношенном рванье не по росту. Лейтенанту пришлось тащить его из-под брезента за шиворот – на слова заяц не реагировал. В результате чуть сам не потерялся – пришлось запрыгивать в вагон на ходу, зашвырнув туда предварительно извивающуюся добычу.

Далее судьба найденыша некоторое время поразительно напоминала жизненный путь Вани Солнцева – знаменитого катаевского «сына полка».

Его тоже звали Иваном. Он тоже попал в артиллерийскую часть, и тоже несколько раз сбегал от пытавшихся отконвоировать его в тыл. Дело до самого Чуйкова дошло.

Фамилия у парня тоже была подходящая – Герасимов. Что общего с Солнцевым? Да искусственность. Дело в том, что на деле это вряд ли была фамилия – отца героя звали Федором Герасимовичем, в сельской традиции «Федором Герасимовым». Сын соответственно сам себя именовал Федоровым – по тому же принципу. В отдаленных селах и в то время нормальных фамилий, почитай, не использовали. Но записывать-то надо было как-то… И записали Ивана в полк помощником кашевара под фамилией Федоров. Не хуже, чем Солнцев.

Отмывали новобранца тоже почти как у Катаева – силами целого взвода. Меньшее количество народу (из-за отсутствия среди личного состава Геракла с его неоценимым опытом по части авгиевых конюшен) справиться с этой глобальной задачей не могло. Обмундирование комплектовали методом «с миру по нитке» и подгоняли по размеру по мере возможности. Но в результате вполне даже нормальный солдат получился. Маленький только.

Обязанности кашевара на войне и на зимних квартирах – две большие разницы. Немец под Сталинградом и по кухне мог лупить так, словно она его лично обидела. Но Ване казалось не вполне правильным тратить свое время на щи и пшено. На то были у парня веские причины. Целых семь.

Катаевский сюжет дополняется гайдаровским. Отцы ушли, и братья ушли… На отца семья успела получить похоронку, судьба двух старших братьев Ване была неизвестна. Однажды, вернувшись домой, он не нашел своей хаты – только пепелище. Он был уверен, что мать и три сестры тоже лежат среди углей.

Как же тут мальчишам домоседничать?

Дети СССР недрогнувшей рукой портили новехонькие паспорта, подчищая в них год рождения. 1925-й превращался в 1923-й и позволял отправляться на фронт. Дети СССР в 11 лет клялись мамой, что им уже 15, чтобы поступить в военную школу юнг. Они стреляли без промаха, добывали бесценные разведданные, взрывали эшелоны десятками и десятками же спасали своих. За их головы враг назначал награды. И «зайцев», подобных Ване Федорову, с фронтовых эшелонов снимали сотнями – кого находили и успевали снять. Эти дети отличались самым важным для правильного ребенка качеством – стремлением как можно скорее повзрослеть.

Ваня Федоров был не хуже прочих.

Заодно с кухней он осваивал «сорокапятку», и получалось неплохо. У этой пушки небольшие снаряды, и пацан мог их переносить без особого труда. Он быстро научился вести себя на артиллерийской позиции, и не путался под ногами, а помогал делом. Зрелище крови и смерти Ваня тоже выдерживал, как и многие его ровесники. Нормальный человек не может привыкнуть к факту смерти, а к ее виду – можно.

В октябре в части получили приказ об отправке всех «сынов полков» на обучение в суворовские училища. Ваня понимал военную дисциплину, и приказ не обсуждал, да и дело ему предлагалось хорошее – стать настоящим военным. Вот только отправку его несколько отложили по уважительной причине – Иван Федоров подал заявление на вступление в комсомол, благо возраст уже позволял.

С комсомолом все прошло отлично – возражавших и воздержавшихся на бюро не нашлось, новому комсомольцу желали всего лучшего и наставляли быть отличником учебы. Он не возражал. Это происходило 13 октября, а на следующий день комсомолец Федоров должен был отправляться в училище.

Только у противника были другие планы, и 14 октября он начал ураганным обстрелом.

Артиллерия, авиация, танки – и все это на три сорокапятки с расчетами и стратегический резерв из 9 противотанковых ружей.

Одна атака, другая… Ни намека на подкрепление, и люди тают, как снег под живой кровью. У одной из пушек остался один человек – подносчик снарядов Иван Федоров.

Одна пушка, один человек, два снаряда. Оба аккуратно отправились в ствол. Но были еще автоматы погибших, и стрелять из них Ваня умел.

Бешеными собаками огрызаются автоматные очереди. Но противник нажимает, и вот – левая рука Ивана Федорова повисает бессильно. Перебит локтевой сустав, с этим ничего не поделаешь. Но правая рука пока работает, и зубы есть – чеку ими выдернуть можно. «Получай, фашист, гранату!» – это только сегодня считается глупой шуткой.

У фашистов тоже есть гранаты, и пушки у него есть, и стрелять он умеет. Взрыв – и нет больше правой руки, а есть нелепый кровавый обрубок. Кисть снесло, ровно топором.

А танки идут, приближаясь по узкому проходу, в обход батареи. Еще немного – они обойдут ее, задавят массой железа, и прорыв состоится.

Нет – из земли вырастает фигурка солдата, до нелепого маленького в сравнении со стальной громадиной. Одна рука у него висит, другой почти что нет. Но обрубок крепко прижимает к груди гранату, а зубы еще способны вынуть чеку. Дальше силы уже не потребуются – танк совсем близко, и можно просто позволить себе упасть.

Споткнувшийся о тело маленького солдата головной танк намертво закупорил обходной проход, и атака захлебнулась.

На этом свете Иван Федоров боевых наград не дождался. Но если бы был тот свет, там бы его ждала награда по заслугам. Ведь он смог бы узнать, что его мамы и сестер там нет – хата сгорела пустой, никого в ней не было. Женщины семьи Герасимовых остались жить – и беречь память о своих мужчинах.