НАЧАЛО КРАХА ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ

Утром 10 июля 1774 года стояла жара. В огромной палатке, где 5 дней подряд тот или иной представитель той или иной воюющей стороны не раз поинтересовался, что будет делать его оппонент, если он поступит так или иначе, где сегодня должен был быть подписан, наконец, мирный трактат, стояла духота.

Президент турецких уполномоченных приказал слугам ни на минуту не переставать овеивать их головы прохладой с помощью опахал из диковинных перьев, и те старались вовсю. Но кроме тщетных усилий не получалось ничего. Да и необходимо было им сейчас избавиться не столько от жары, сколько от тяжести. Мнения отвергли. 

Ресми Ахмат эфенди взглянул на придвинутый ему секретарем трактат. Рука уполномоченного потянулась за пером, и все заметили (на 6-ой день), как она мелко-мелко задрожала. Многие бы отказались подписываться под таким трактатом. Пусть будут прокляты те, кто отказался от русских предложений на Фокшанском и Бухарестском конгрессах, потому что сейчас условия мирного трактата для Турции еще тяжелее. 

Неизвестно, сколько было параграфов в этом трактате. Но не секрет, что согласно им русско-турецкая граница теперь устанавливалась по Бугу на юго-западе и по Кубани на востоке. Кого только не потеряла Оттоманская империя, сохранила лишь зависимость от султана Крымского ханства в делах религии, но в остальном оно становилось независимым: Ахмата больше всего тревожила потеря крепостей Керчь и Еникале; теперь русские корабли беспрепятственно проходить из Азовского моря в Черное. На Азовском море решили, кроме Азова, приобрести и Таганрог, а в устье Днепра крепость Кинбурн.

Шенин отстоял право России свободно плавать русским кораблям из Черного моря в Средиземное и обратно, приставать к турецким гаваням, использовать каналы и другие водные сообщения империи. 

В отношении торговли в пределах Оттоманской империи русские купцы получали такое же право, каким уже пользовались Англия и Франция. Особо он подчеркнул обязанность Оттоманской Порты уплатить за 3 срока Российской империи в течение трех лет 4,5 миллиона рублей с пересчетом на русские деньги. 

Обсуждался вопрос о праве России предоставлять покровительство всем христианским подданным Оттоманской империи: "Что испугались?" 

"С этим все, - закончилась процедура подписания. - Я не приемлю обрядов министериальных, а единственно ухватку военного, сообразно оружию одного превозмогающего, а с другой стороны - до крайности угнетенного. Мне, князю Репнину, позволено себе напомнить, господа турецкие делегаты, что заключенный нами договор должен быть закреплен подписями и печатями верховного визиря и фельдмаршала графа Румянцева". По мнению его сиятельства графа Румянцева размен ратификациями должен произойти не менее, чем через 5 дней. 

Вспомнили и это, а Ресми Ахмат эфенди покорно склонил голову, согласившись и на это.   

После того, как дело было сделано и все расписались в трактате, а заключительное заседание было закрыто, князь Репнин поспешил с документом ко главнокомандующему Румянцеву. Тот еще ждал его в своей палатке вместе с сыном, одетым по-дорожному. Граф Румянцев дождался вивата. Лукьянов и Ахмет подписали мир. Вписали Репнина, Румянцева. 

Молодой Румянцев смотрел на Репнина и отца восторженными глазами, улыбался, счастливый. - А ты почему медлишь? - с шутливой строгостью напустился на него отец. В Петербурге с нетерпением ждали из Дунайской области радостных новостей. В палатку вошла вся взлетная для России команда генералов во главе с помогавшим на переговорах Репнину Воронцовым, Глебовым, Игельстромом. Севастопольский стал шумно поздравлять Румянцева. И морские офицеры отдавали ему, этому человеку, главную заслугу в победоносном завершении трудной войны. 5 лет боролся генерал с сильнейшим противником и был "на коне" во всех сражениях, неизменным победителем. 

После того, как показал себя великим полководцем, он проявил себя еще и блестящим дипломатом. Он сделал то, чего не решили в переговорах о мире ни Орлов, ни Обресков. Ох и полетят теперь в потолки пробки от шампанского. Но нет, то должен быть последний аккорд, и почти все это понимали. Только с подписи верховного визиря и должен был начаться праздник. Не один генерал еще не верил, что будет все так, как решено уполномоченными. Было не без сомнений, ведь турки могли и передумать и отказаться от согласованного трактата.