10-ЛЕТНЯЯ ВОЙНА ЗА ДУНАЕМ. ПРОДОЛЖЕНИЕ...

Невелики начальники Шумлы, поменьше Силистрии, да крепки ее стены. Место же она занимала очень выгодное: тут сходились в узел дороги, ведущие из Адрианополя и Варны в придунайские крепости. Неспроста в этом месте прибывал великий визирь Муссин-Заде. Отсюда он с помощью аллаха намеревался исправно управлять войсками, если не уничтожить, то хотя бы вытеснить русские войска из Молдавии и Валахии, или, на худой конец, на пограничные берега Дуная, чтобы при возобновлении переговоров о мире выпросить выгодные для турок уступки.

А то, что мир для турок необходим, Муссина-Заде понял еще до того, как стал великим визирем. Ему не нравилось, как звенели его предшественники, как и внешнеполитический курс покойного султана. Они слишком подстраивались под западные державы из-за чего страна жила постоянно под сигналом «внимание, опасность!»…

Спокойно спавший султан не заметил, как Австрия его попросту надула. Взяла из Порты все, что смогла, после чего плюнула на союз с нею. «Что вам нужно?» — держалась, правда, прежних позиций Франция, снабжая оружием, так как стояла за продолжение войны с русскими. Но не одна ведь только помощь была на кону.

За снабжение каждого генерала Турции приходилось платить золотом…

Начальник, впрочем, обращал внимание не только на золото. Помогая Турции, все желали использовать это только для того, чтобы самим встать крепкой ногой в Малой Азии. И визирь Муссин-Заде, собрав все факты, пришел к полной уверенности, что война с Россией Порте ни к чему. Турция и Россия соседи, а когда у соседей идет перестройка мирной жизни на военный лад, это очень худо. Впрочем, о своих видах на мир Муссин-Заде не побоялся сказать и самому султану. Султан ему поверил и, поздравив его с получением полных полномочий, согласился пойти на мир. Абдул поставил лишь условие, чтобы мир был почетным для самой могущественной из всех Оттоманской империи, чтобы не унизил ее достоинство…

Султан сказал ему, что в преддверии подписания мира, он должен был порадовать их победой. Муссина-Заде ходил вокруг да около и обещаллишь в случае надобности сложить за него жизнь.

Заде поступил очень умно: не поклялся султану добиться победы. Чтобы клятва не обернулась обманом…

Румянцов оказался хитрее всех его вместе взятых военачальников, хотя он и готовился атаковать, и стремился к победе. Кроме того, что он блокировал турецкую армию, так еще и сам перешел в наступление. Турки предприняли попытку остановить его в открытом бою, однако потерпели здесь свое поражение.  (Список уцелевших крепостей, слава аллаху, оставался еще максимальным.)

Все вместе они еще могли надеяться на поговорку «мой дом – моя крепость». Надежды на то, что русские сами уйдут на тот берег Дуная, было мало, однако же случилось это в прошлом году. В таком случае можно будет снова надеяться на подпись в договоре о мире: Секретариат ДС ОИ.

Даже на несколько дней не расставался с этими надеждами визирь. Вот и сегодня мэр, как закончился утренний намаз, вызвал к себе пашей. И опять контр-адмирал задал вопрос о России. Это смутило. Приказав говорить, он не видит ни у кого желания выполнить это повеление. Один из них открывает рот, чтобы говорить, но командующий делает нетерпеливый жест. Да ладно, дескать, молчите уж. Он по глазам их видит, что больше успехов не стало. Связь тупая. Он только о наложницах думает.

Секретарь янычар Ага-паша осмеливается сказать, что все в руках аллаха. Ему аллах поможет разбить русских. Заде вздохнул в страдании. Молодой не верит старому. У Абдул-Резака тоже была кипучая уверенность, что разобьет русских и заставит их вернуться обратно за Дунай. Он знает все итоги. Неужели можно было потерять у Козлуджи всю армию, так трусливо бежать, оставить противнику лагерь и всю артиллерию?

В комнате стало душно, и он приказал открыть окно. Получив приказание, Абдул-Резак с рабской покорностью бросается выполнить его. Как бы не последнее, ибо, думал визирь, глядя на его широкую мясистую спину, на вытянутую дыней голову, – неплохо бы отрубить ее для устрашения остальных пашей за поражение при Козлуджи. Однако не один только Резак терпел такие поражения, а всех не казнишь. А когда тот распахнул окно, ветерок внес запах гари. То ли авторитет его горит, то ли крепость. Но Резак славил аллаха, что с прошлого года в крепости не было ни одного пожара. То Кравчук устроил лагерь со своим отрядом. Казалось, никто никогда так не гневался, как сейчас визирь.

Резак, как мы видели, войск не жалел, но приказ прогнать русских не выполнил. И сейчас с почтением ответил великому визирю, что его войска самые храбрейшие из всех. Но оказалось дьявольское упорство в этих русских. Кто может устоять перед ними? Командующий приказывает закрыть окно.

Генерал окончательно испортил настроение. Он снова начинает брюзжать на начальников, которые, получив войска, утратили былое усердие. Решили ему не перечить. Не стоит раздражать старого, больного человека, который пока одной ногой стоит в могиле. Велел послать курьеров в Рущук и Силистрию, чтобы слали на помощь к ним…

Но и в этом деле визиря ждал провал, так как все дороги к крепости были отрезаны. Одновременно к Силистрии с армией подошел сам Румянц-паша. Ну тогда с курьером отправьте призыв в Варну.

Люди Варны тоже отрезаны.

Мимо всех возносит визирь руки. Сломал стволы правоверных всемогущий аллах. Лучше отдать жизнь, чем покрытые позором его седые волосы. Пашам становится жалко своего визиря, и они наперебой начинают уверять его, что трудное для турок положение продлится недолго, что русские не смогут овладеть крепостями и отойдут за Дунай, а кто-то вспомнил холодное время, когда пожухнет трава, корм для лошадей, и вдруг прозвучал резкий ответ:

«Во всеобщем хоре я не слышу только обращение Ресми-эфенди, моего первого советника…»

Не слушая, что ему все говорят, визирь обратился к нему:

«Соотечественники, эфенди нечего сказать! В мыслях моего слуги переписка с русским фельдмаршалом. Над советником будто бы невидимая мягкая дымка. Начатая попытка искать с ним почетного мира, мне кажется… еще не поздно возобновить ее…  Власть начинает усмехаться, не доверять. Насаждается не почетный мир…»

Стремление к такому миру должно подкрепляться оружием, а он издает лишь визг в ответ Румянцеву, обложившему его разрозненные силы. Русские будут переть как танки, и ему, великому визирю, остается лишь торговаться с ним. Также надо подумать визирю и сейчас, и тот делает нетерпеливый жест, чтобы все оставили его. Теперь есть время подумать. Наконец, из толпы вызвал к себе секретаря. Многие хотели бы на его месте подойти поближе тоже. Нишанджи-эфенди, — сказал он ему, — и слушай что скажу? Где Румянцев? Толпу его заверь: миримся. Кто-то понял все слова великого визиря: по жестам, по догадкам. А еще что-то сказал? Приказал послать от его имени за многие километры курьера к сераскиру Юсуфу-паше.    

Он должен был поднять свои огромные войска, собрать все, что можно было, за Балканами и спешить к ним. До того, как люди сядут за стол переговоров, они непременно должны отогнать русскую армию от Шумлы. Никто и не смел противоречить визирю. Где там возражать, когда сам аллах будет помогать в их великих планах? Никто из военачальников так не устал от этой встречи, как визирь, который пожелал лечь в постель. В последнее время лучшим врачам было приказано прибыть ставку на поправку его здоровья. В голове шумело, а сердце порой схватывало так, что командиры видели выступавший на его лице холодный пот. С таким сердцем вернуться бы ему в Константинополь, но нельзя прерывать связь с Шумлой, пока она находится в опасности, нельзя оставлять дело заключения мира. А через несколько дней зажатые бляхами сосуды визиря расширились. Но едва он выбрался из постели, как слег снова. Известие о выступлении войск Юсуфа-паши к Шумле взбодрило его, но когда их разгромили по пути сюда, повлияло на него в обратном порядке.

Русские их встретили на пути к крепости и заставили бежать обратно. А вскоре люди принесли визирю новую сокрушительную новость. Где перемирие? Нет его, ведь русские не согласились на него, предложив сразу перейти к заключению полного мира, и этой вестью визирь был убит настолько, что с новыми болями в сердце опять слег в постель, но вместо врачей послал за Ресми-Ахмет-эфенди. Появляются румяные советники. Ахмет тоже обладал завидным здоровьем. «Силен! Ахмет!» — восхищаются им все вокруг. Впрочем, люди и понимают то, почему он всегда спокоен. Не Ахмета будет спрашивать за все султан. Верните к султану визиря, пусть он перед ним держит ответ!