10-ЛЕТНЯЯ ВОЙНА ЗА ДУНАЕМ. 16:10

Генерал продолжал воевать с агой. Разорвав вгорячах предварительные мирные соглашения, подписанные Репниным, генерал Потемкин, однако, не знал, как довести дело до мирного конца без этих документов. Только такие условия мира устраивали турок. Он соглашался с ними:

— Ну да!

Места?

Зря, однако, он сделал то, что сделал. Наблюдая свою горячность с высоты времени, раскаивался.

Реплика про синицу и журавля в небе приходила на ум все чаще.

Но еще больше ошеломили вестью о смерти находившегося при армии принца Вюртембергского:

— Через какое-то время, князь, может случиться самое ужасное. Возможно, будет отпевание.

После отпевания Потемкин вышел из храма и, не заметив, сел вместо своей коляски в дроги, приготовленные для гроба.

От той оплошности толпа обеспокоенно охнула.

Для оплошавшего князя, казалось, ничего не произошло: подбежал испуганный адъютант, и вместе с ним отправился к приготовленному экипажу.

«Армия сейчас мне безумна интересна», — говорила уже сидевшая здесь приехавшая из Петербурга его племянница графиня Браницкая. Армия говорила, что «зело больше племянницы» была ему эта девица. Армии иногда действуют на поле брани от слова «браниться», и тут уж ничего не попишешь.

Это состояние друга уловила графиня. Потемкин пробормотал в ответ что-то невнятное и приказал форейтору гнать в Яссы.

Карьера заставляла его возобновить мирные переговоры, для чего в Яссы вот-вот должны были прибыть турецкие уполномоченные.

Не закончив еще спать, прибыли в тихий, утопающий в зелени городок. Но к этому времени у князя уже произошел перелом отнюдь не в пользу переговоров с турками. К телу подступила болезнь.

Доктор осмотрел его, после чего объявил, что его светлость заболел лихорадкой, а потому нужно немедленно лечь в постель.

Накануне князь уже чувствовал себя плохо. Ранним итогом стала потеря аппетита, затем прибавился короткий и беспокойный сон. И вот наступил момент, когда Потемкин не мог удержать в руках даже карт, которыми старалась развлечь его графиня Браницкая. От генерала Потемкина послышалось «все», и в данный момент это «все» было отнюдь не окончанием картежной партии.

Доктор Грачев чувствовал, что приходит конец. И что говорят там они с адъютантом, подслушивал. Все бросились закладывать экипаж… Десантники не хотели более оставаться в Яссах.

Это был уже его гроб. Лучше уж держать путь в свой Николаев, коли придется умирать. И ясным осенним утром выехали в дорогу. В князе, казалось, воспрял дух. Недаром сравнивал это место со своим гробом. Но, несмотря даже на 25 верст «жизненного» пути, ему опять стало плохо. Он приказал остановиться на ночлег в какой-то деревушке. Но с наступлением ночи болезнь усилилась.

Потемкин совсем не спал, ждал рассвета, а когда рассвело, велел внести себя в коляску и ехать дальше. Другими скоростями уже по «дороге жизни» шли лошади, никто не гнал их, и медленно текли «родные поля и веси» за и навстречу коляске.

Были тряские дороги, поэтому форейтор нарочно не погонял их.

К тому же отрадно было князю увидеть какую-нибудь деревню, приказывал постоянно останавливаться. И больше начальник ничего не говорил до самой темноты.