10-ЛЕТНЯЯ ВОЙНА ЗА ДУНАЕМ. СМЕРТЬ ЗАБИРАЕТ ЛУЧШИХ

На военный стол Румянцева попал с последней почтой конверт со знакомым почерком Параши.

Замполит содрогнулся в недобром предчувствии. Совсем недавно прибыл корабль с письмом сестры, и он еще не успел на него ответить, а ведь писать часто не было в ее характере. Все нити вели к чему-то срочному.

На этот раз в конверте находилась не группа писем, а коротенькая записка. Всего несколько строк, и их писали, по всей видимости, торопливо. В извещении сестры говорилось о смерти графини Анны Михайловны Строгановой, о просьбе помолиться за упокой ее души, чтобы он передал о том ее двоюродному брату Семену Воронцову. И какое-то оцепенение нашло на Румянцева.

Главное в записке доходило медленно. На смерть он смотрел чуть ли не каждый день, но здесь она явно не встраивалась в ход его мыслей. Маленькая, причем хрупкая графиня, со светлым, невинным взором. Причина не находилась. Он знал, что во Франции распространилась республиканская зараза, а вот о ее физической болезни не ведал ничего. Если только граф Воронцов не говорил.

Тот откровенный разговор он не принял близко к сердцу, отнесся к этому как к обыкновенному событию. Они ведь тоже болеют. А она болела не так, как все. Полный триумф несчастья. Ну что ж, если в письме просят, то надо идти в расположение полка графа Воронцова. Румянцев вернул назад адъютанта, когда тот, было, последовал следом:

«Когда мне кто-то нужен, разве не сообщаю об этом?».

Был нужен один только граф, до которого еще даже намек не дошел, который, как и он сам, нуждался в утешении.

Адъютант Андропов остался в тепле и при свете.

До пробития вечерней зори оставалось около часа, и старцы коротали время у разложенных костров. Кого волнуют тяготы Румянцева, старательно обходящего костры и остановившегося у входа в знакомую палатку?

Воронцов при свете восковых свечей читал какую-то книгу.

Увидев главнокомандующего, он отложил книгу в сторону и выпрямился с растерянным от неожиданности видом. Фамилия Румянцева вызывала безмерное уважение. Все быстро подставляли Румянцеву стулья. И почему-то сами оставались на ногах. И каждому он говорил садиться. Он опустил глаза. Граф не стал садиться, ждал объяснения его неожиданного присутствия, уже, по-видимому, что-то почувствовав. Пусть сам что-нибудь скажет о родных. (Многие не писали уже давно. Трудно было говорить, но Петр сказал о сегодняшнем письме. Весь обмяк, сказав, что от Прасковьи, а Семен уже все понимал и не хотел верить до конца: кузина умерла?).