10-летняя война за Дунаем. Устроить встречу, чтобы выяснить отношения

В начале декабря в Петербурге были ошеломлены вестью о том, что австрийские войска перешли через рамки Польши и вторглись в герцогство Цибское, заняв 13 городов. Номинально Вена «оправдалась» тем, что Польша не выплатила Австрии государственный долг.

В ответ – расплата. Вскоре после этого русский атташе Андропов сообщил о дальнейшем продвижении вглубь польской территории, занятии новой линии в Самогитии. Жаловаться было некому. После всего некоторые сановники склонились к тому мнению, что между Фридрихом и Иосифом в Нейштадте все же была достигнута какая-то договоренность относительно Польши. Здоровье России при таком положении могло весьма резко пошатнуться.

Принц Гогенцоллерн в это время находился в Москве. В Петербург он вернулся 26 декабря и еще не успел отдохнуть с дороги, как Романова прислала ему приглашение на семейный вечер. На вечере присутствовала та же самая охрана, что участвовала в прошлой беседе.

На этот раз, однако, Андропов не стал предлагать ему развлечений, а сразу же пригласил за стол переговоров. Они начали говорить о незаконном занятии Австрией польских земель. Но принц был подготовлен, так как граф Сольмс успел уже ему об этом доложить. Императрица придвинула бокал вина к его высочеству и вступила в разговор, указав ему на то, что действия Австрии не только могли бы повторить многие, но и, кажется, уже делают это. Ее намек смутил принца и он сбивчиво стал объяснять, что прусские войска, хотя и занимают в Польше новую кордонную линию, не завладевают ее провинциями. Ее он только рассмешил своими «рассуждениями о политике».

Граф Захар Чернышев решил, что для него наступил подходящий момент вступить в разговор и поддержать настроение императрицы. В теории немцы могли овладеть, скажем, епископством Вормским. Пусть все получат что-нибудь, если уж так повернулось дело. Теперь принц смутился еще сильнее, не в состоянии понять серьезность этого предложения, которое могло оказаться и шуткой, чтобы разгадать планы короля.

Он решил, что в его положении лучше перевести разговор на следующий этап и принялся рассказывать о впечатлениях от пребывания в Москве. Императрица и сановники отпустили его в десятом часу вечера, и он, приехав к себе, сразу же принялся писать королю. Он со всеми подробностями описал беседу, в которой с ним участвовали Андропов, императрица, о высказанном ему предложении. В заключение писал. Предполагал, что все это шутка, но четыре процента есть вероятности того, что оно имеет значение, и можно из всего вынести какую-либо выгоду. На следующий день принц, как только отослал письмо в Берлин, отправился к графу Панину. Ему казалось, что наступил самый подходящий момент для переговоров, которые ему поручил король. Русский двор не был откровенен с ним, но ему казалось, что вчерашний разговор с императрицей обещал большего…

С обычным в России радушием принял его первый министр. При этом принц не мог не заметить на его лице печати озабоченности.

Все идет к тому, что причиной озабоченности стали бумаги, которые он не успел убрать со стола.