Русский, который стал суперзвездой, сбежав от Сталина. Его имя скрывали в СССР

Виктор Старухин добился мирового признания.

Виктора Старухина уважают все фаны бейсбола, а еще японцы. Вы спросите: почему именно японцы?

Потому что именно бейсбол – не фигурку, сумо или футбол – в Японии любят больше. Про него пишут мангу, рисуют аниме, в него лупятся на уроках физкультуры, с бейсболом связывают восход Японии как современного государства. Случилось это 100 с лишним лет тому назад, когда генерал флота США Мэттью Перри пришвартовался у архипелага и выдвинул ультиматум: или вы, самураи, открываете рынок миру (Япония до конца ХIX века была в самоизоляции), или вон те галеры разнесут сакуры к собачьим чертям.

Последующий период в стране, где восходит солнце, мы знаем как период реставраций императора Мэйдзи. Помимо виски, крокодильих сапогов и ресторанов в нее привезли и новый спорт. Основатель местного бейсбола, ветеран гражданской войны Горацио Уилсон, преподавал математику в Токийском университете. Он решил, что ученикам не хватает нагрузок, и внедрил урок физкультуры. Урок командной игры, да еще на свежем воздухе, полюбился восточным людям, как и все остальное, что везли иноземцы. Так в 1872 году появился якю – бейсбол по-японски.

 

В 1930-х он приобрел массовый характер, а герой этого текста, Виктор Старухин, настолько крутой, что сегодня японцы возводят в его честь стадионы и памятники, снимают фильмы и сериалы, печатают книги.

А мы тут о нем даже не слышали.

Так кто же такой Виктор Старухин?

Легенда мирового бейсбола без преувеличений. Как Роналду в сегодняшнем футболе, Федерер в теннисе и Леброн в баскетболе.

Родился в Нижнем Тагиле, когда Российская Империя перепарковывалась в Первой мировой, а изнутри ее морил недовольный царским режимом как бы пролетариат. Кулачья семья, родители и владыки лесопильной станции Константин и Евдокия, спасаясь, не приняли красную революцию и вместе с армией Колчака двинулись на Китай по только что отстроенной Транссибирской магистрали. Вшестером: мама, папа и четверо детей.

Рельсы, вагоны и условия там прочернели от смерти, что порой хотелось назад на войну, лишь бы не видеть этих грязных людей без еды и сумок, умирающих от тифа и туберкулеза, убивающих друг друга за кусок съедобной травы. Младенцев люди везли в валенках, валенки – на костях трупов, чья вонь побуждала выживших выпрыгивать и замерзать в снегу заживо.

Какая-то часть добралась до Харбина, одного из центров белой эмиграции. Старухины тоже, но втроем – дети по дороге погибли.

В то время Харбин напоминал русский город: 100 тысяч беженцев по минимальным оценкам, уличные вывески на кириллице, театр, музыка, интеллигенция, развлечения – русские. Но красные укрепляли позиции и прекрасно знали, где там белогвардейцы, так что вернуться домой стало невозможным, да и жизнь в межвоенном Китае как-то не радовала: после очередного краха бизнеса в 1925-м Старухины по временным визам отплыли на остров Хоккайдо, Япония.

Тогда это казалось привлекательным: в стране восходящего солнца жили тысячи зажиточных русских, построивших производства с нуля. Несмотря на войну 1905 года и присоединение Сахалина и Владивостока к Японии, отношения между народами расцветали, и ни один иностранец не подозревал, какой путь выберет японская знать дальше. Уже в 1930-х они вели войны против соседей, поддерживали связи с нацистами и демонстративно выступали из международных организаций, при этом принимали дико странные законы, а уровень ксенофобии доходил до заокеанской прессы быстрее, чем советские репрессии.

Дела шли прекрасно: город Асахикава, учеба, бейсбол, бизнес и приличная жизнь. В японских архивах Старухин-младший уже в школе бегло рассуждал на японском и русском и дорос до 195 см, что и без белой кожи и голубоглазия сильно отличало его от местных. Так, кстати, и прозвали – аоймэ но нихондзин – голубоглазый японец.

Огромные габариты перевели его в список перспективных бейсболистов, и после школы встала дилемма: учеба или спорт? Пришедшие к власти любители расовых теорий настрочили уйму необычных законов. Один из них запрещал учиться и заниматься спортом одновременно, так что Виктор не раздумывая выбрал первое и подал заявку в университет Васэда. Однако сложные жизненные перипетии все же вернули его в спорт.

Дело в том, что его отца, Константина Старухина, при весьма туманных обстоятельствах взяли под арест и обвинили в убийстве другой русской эмигрантки. По одной из распространенных версий, девушка работала на советскую разведку и сливала им бывших белых мигрантов, однако мы не знаем точно. Во всяком случае отцу грозил внушительный срок на нарах, семье – депортация. Судебные разбирательства и фашистская идеология нарушали баланс: однокурсники Виктора на Хоккайдо считали его русской белоснежкой, да еще и отпрыском убийцы. От самосуда его, возможно, спасли три события – безупречное знание японского, безупречная игра в бейсбол и чистая случайность.

В ситуацию вмешался влиятельный персонаж по имени Мацутаро Сёрики – филантроп и медийный магнат, который основал крупнейшую тогда газету «Ёмиури» (до сих пор главная) и покровительствовал японскому профессиональному бейсболу. В 1930-х там запустили серьезную лигу, а первую команду склеил как раз Мацутаро – называлась она «Токио Кёдзин» (в переводе с японского – «Гиганты Ёмиури»).

По легенде Мацутаро убедил Виктора передумать насчет университета: либо история с отцом публикуется в газете, либо он переходит в «Токио Кёдзин» и становится там главной звездой. Тот согласился. В итоге матери разрешили остаться, отец получил два года вместо 10, сын – 1000 йен подъемных плюс 120 каждый месяц (эквивалентно современным 1500 долларов), а «Токио Кёдзин» – потрясающего питчера, возможно, лучшего в истории всего бейсбола в принципе.

За пару лет до войны, уже в напряженной обстановке, японцы провели выставочный матч с американской командой и выиграли, причем за янки выступал будущий муж Мэрилин Монро и суперзвезда американского бейсбола 22-летний Джо ди Маджио. Амерам так зашла дуэль Старухина с Ди Маджио, что после игры на его столе уже лежал контракт в США, но парень сходу отказался и на фоне нарастающей неприязни между двумя державами стал национальным героем.

Впрочем, это не спасло его от приступов ксенофобии: в 1939-м вышел закон, запрещающий заявлять иностранцев в спортивные клубы. Приезжих массово подозревали в шпионаже, Виктор Старухин временно поменял имя на Сидо Хироси и дважды запрашивал японское подданство, но в 1944-м все равно попал в концлагерь для подозреваемых на Кируидзаве. Вместе с женой и трехлетним ребенком.

Он вышел через год, навсегда испортил себе легкие и заболел плевритом. После войны страной управляли американские военные, поэтому он вновь поменял имя на чужое – Виктори Старффин. Тогда он уже овладел английским (выучил с австралийцами, с которыми сидел в лагере) и устроился переводчиком в инженерный батальон армии США.

Поэтому, введя американизированную фамилию в Google, можно узнать много интересного, а главное удивиться – как такая махина может быть стерта на родине? На самом деле просто: железный занавес и тотальная непопулярность бейсбола в Советском Союзе. А еще он сын белых, а белых в той стране как-то не чтили, потому ни одного материала, ни одной записочки – как будто Старухин и не был русским.

В 1946-м Старухин вернулся в профи, в 1949-м вернул статус суперзвезды и стал единственным игроком мира со списком в 200 выигранных матчей. Тогда его команда «Пасифик Робинс» накопила 27 побед, что сродни 100 очкам «Реала» в Ла Лиге, хотя 10 лет назад, в сезоне-1939/40, предыдущий клуб Виктора выиграл 42 встречи. До сих пор это достижение никто не повторил. И, по мнению экспертов, вряд ли когда-либо повторит.

И тогда же до войны, сквозь ксенофобию, Старухин стал самым ценным бейсболистом Японии. Хотя должен был им быть шесть лет подряд, когда его команда копила кубки и ставила мировые рекорды. Кстати, все это время мы говорим про первого и единственного иностранца, когда-либо выступавшего за японскую сборную по бейсболу.

На фоне депрессии и борьбы с алкоголизмом, развившимися после лагеря, Виктор сбавил обороты, менял команды и подработки (тогда это считалось нормальным) – например, позицию грузчика на позицию русско-японского переводчика. Но все же увеличил рекорд до 303 побед, который никто в мире пока не побил, – и славно закончил карьеру.

Его дочь Наталья, до сих пор живущая в Японии и написавшая биографию, рассказывает, что популярность отца порой служила бесплатным пропуском на мероприятия, а сам он после бейсбола мастерил карьеру в кино и на радио.

Живущий в Токио с 1942-го русский врач Евгений Аксенов вспоминает, как однажды, вскоре после войны, полицейский постучал в дом проверить документы. Отсутствие японского паспорта насторожило стража, он попросил назвать хоть одного человека в Японии, который мог бы за него поручиться. Растерявшийся врач развел руками: «Ну разве что мой друг бейсболист Старухин» – «Ну так бы сразу и сказали! Держите ваши документы и спокойной ночи».

Старухина знал каждый японец, они дважды признавали его лучшим в японской бейсбольной лиге, даже внесли в сборную всех звезд, а после смерти в середине 1957-м – в Зал славы японского бейсбола.

Причем не ясно до сих пор, при каких обстоятельствах эта смерть наступила. Через два года с последнего сезона Старухин развелся с женой, не выходил из депрессии и, как настоящий русский, сметал горе бутылками саке. Работая в кинопроизводстве и радиоведущим, имея славу, деньги и вроде бы перспективы, он загадочно погиб. Сегодня три версии:

• напился, сел за руль и врезался в поезд;
• сделал то же самое, только с суицидальной целью;
• попал под раздачу советских спецслужб.

Сегодня на могиле Виктора в Токио возведен гранитный мяч, с которого не исчезают цветы. Здесь увековечена память о великом спортсмене.

Его именем назван и 25-тысячный стадион в Асахикаве. У входа двухметровый памятник, внутри – музей. Жители города ходят на матчи и каждый раз, оглядываясь на статую, вспоминают, как же все-таки хорош был этот двухметровый голубоглазый японец.