10-летняя война за Дунаем. О безумстве глупости пишем письма
Румянцев всегда был того мнения, что предпринятая блокада города имела, так сказать, две стороны ремесла военного дела. Доказательством тому были общие правила, которые, запретив осаждать город, призывали сначала разделаться с неприятелем в прямом противостоянии.
А блокада, известно, употребляется только в том случае, если нет опасности, что однажды нагрянет враг на твою голову, если есть уверенность, что нет у города никакого вспомоществования. Императрица считала наоборот: "Она (сила) находясь в пространности и ничем (не) утружденная, не должна быть преодолена прежде, но ниже доведена должна до отдаления".
Равно казалось странным Петру Александровичу, что вступя на неприятельскую землю с оружием, вести там оборонительные действия, хотя всем понятно, что если уж предпринял атакующие действия, то готов будь, "предвидев неприятеля" при первом же случае к бою. А ежели взять историю защитную, то можно было же извлечь иные выгоды: ничем не изнурять себя в другом месте, нежели при самом Хотине", - подводит итог этому предприятию генерал.
Оставалось только жалеть, что время и усилия кампании употреблялись только на один объект, то есть Хотин, а можно было бы поступить по-другому: использовать все имеющиеся силы по разным направлениям и извлечь из этого куда больше выгоды.
Об этом всем, сместив свое внимание на Никиту Панина, писал Петр Румянцев.
Свежие комментарии