По стопам Спартака. ...третьего основателя Рима

С окончанием эпохи Ивана Нагого в русском обществе возник вопрос о месте нарождавшейся империи в мире. Победная поступь России и соответствующее настроение русских создало 12 концепций о том, что в Москву переместился центр мира. Это "Москва - третий Рим" и теории, что сам апостол Петр выбрал Россию местом, "где он поставит церковь истинную, уничтожающе силу всю поганыя и расцветши наивысше по мире сея по усилиям князех от Владимира.

А Московскаго царство да приняти свято сие".   
"Великий третий Рим - Москва", - писал, как считается старец Филофей, "настоитель монастыря Елеазарова во Пскове граде". 
"Царь пожелал, - выразил он в послании, - дабы исче о том же писано было", - и выразил свою идею во втором послании. 
Одно из них было адресовано князю Василию Третьему, который родился 25 марта 1479 года, сел на стол в 1505 году и правивший до самой смерти в 1533-м, другое - дьяку Мисюрь-Мунехину. Современник Прозоровский описал обстоятельства, при которых создавались эти послания. Тогда Псков был лишен "статуса свободного города", сняли вечевой колокол и "подчинили град Псков законам московским". Этот город возглавили 2 московских наместника с парой дьяков, среди которых, судя по всему, был тот самый Мунехин: "Дал многия беззакония, даж псковитяне жалобу Филофею подали дабы тот чрез знамо близко с князем великим говорил". Протопоп призвал их к терпению, но все же "бросил весточку" Василию через отъезжающему в Москву Мунехину. 
Вэтом послании, как считается, Филофей косвенно изложил недовольство псковичей, но в основном говорил о долгом отсутствии архиепископа Новгорода, из-за чего епархия оставалась без руководства, о неправильном совершении некоторыми людьми крестного знамения и о падении нравов. Высказанные им тяжеловесные слова и нужно вносить в виновные в создании теории "Москва - третий Рим". 
Филофею пришла в голову мысль, что именно великий князь, православный христианин, единственный из государей, кто близок к учению Христа и апостолов и кто перенял славу Рима и Константинополя. Старого убо Рима церкви падеся неверием аполинариевы ереси, второго Рима Константинова града церкви агаряне внуцы секирами и оскордами рассекоша двери, сия же ныне третьего нового Рима державного твоего царствия святые соборные апостольския церкви, иже в концых вселенныя в православной христианской веры во всей поднебесной паче солнца светится. 
И да весть твоя держава благочестивый царю, яко все царства православныя христианския веры снидошеся в твое единое царство. В мире всем он "един" из всех правителей остался "христианам царь". 
В этом послании содержится "историческая" формула, на которой и основана данная теория (в дальнейшем ее видоизменялм), которую, правда сложно увидеть (в основном из-за трудного понимания древнеславянского языка), но "видно между строк" или просто чувствуется внутренне. Но если перевести эту формулу на современный русский, она будет звучать так: оба Рима пали, третий будет стоять, четвертому не бывать. 

Но штат Николая Ульянова показывает: теория третьего Рима, сменяющего Константинополь, рождена не Филофеем. Видимо, впервые о такой столице православного мира впервые заговорили в Болгарии во времена расцвета Второго царства, когда Константинополем владели крестоносцы. 
Святым отцом такой столицей было провозглашено Тырново. Затем, когда болгарское государство завоевали османы, беженцы, кроме себя самих, занесли и патриархию в Москву, в помощи со стороны которой они видели единственную возможность свержения оттоманского владычества: Марту, как звали Москву турки, война с ними интересовала мало, поэтому идея стать третим Римом как-то не стала государственной идеологией, но крепко засела в церкви. Попытки втянуть в войну с турками Россию предпринимали все кому не лень, почему также к данной идее отнеслись настороженно. Того, чтобы Россия ударила по Турции, желали и Венеция, и Священная Римская империя германской нации, и папство. 
Еще Иван Третий соблазнялся принять Византию в свои владения. Мол, Иван, в силу своего брака, должен отнять у оттоманов Восточную империю, которая лишилась императорских наследников в мужском колене. К Василию Третьему Запад слал посольство за посольством, но московиты их лишь вежливо выслушивали (как-то не было у них тогда желания таскать для других каштаны из огня). Послы обещали розовые миражи Константинополя, но уезжали, обижаясь на упрямство русских. Надолго засела программа Ивана Третьего, вселенная в умы московской элиты, заключавшаяся в том, что российского драгуна нужно беречь для отстаивания земель древней Руси, а не для завоевания чужих земель. (Кроме политических, Москва имела еще и этнопсихологические соображения, ведь ей, разбухшей уже от пассионарности, рассказывают о каком-то там третьем Риме, но она не хочет быть копией даже шедевра, она желает быть только первой и единственной). Видимо, многим из нас это трудно понять.