И в колхоз не вступил, и фашистов в тыл советской армии отвел... Да как отвел!

3 августа отметил бы день рождения Матвей Кузьмич Кузьмин, партизан Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.

Матвей появился на свет 21 июля (3 августа) 1858 года , в селе Куракино Псковской губернии, в семье крепостного крестьянина. Правда, неволя для него продлилась недолго, менее трёх лет — в феврале 1861 года император Александр II отменил крепостное право. Семья Кузьминых получила крохотный земельный надел, но в целом жизнь маленького села изменилась мало... Все тот же ежедневный крестьянский труд. Матвей с пяти лет помогал отцу в огороде, пас скот, рыбачил, ходил в лес с ребятишками по грибы и ягоды. Учиться было некогда, и к юношескому возрасту Матвей так и остался малограмотным, мог лишь с трудом нацарапать свою фамилию...

В семнадцать лет отец сосватал за Матвея хорошую, работящую девушку из соседнего села. По осени сыграли скромную свадьбу, а вскоре молодые обзавелись и первенцем. Но красавица Наташа недолго радовала мужа — умерла через полтора года при следующих родах...

Овдовев и оставшись с двумя малолетними детишками на руках, Матвей замкнулся в себе, с головой ушел в тяжелую работу. В одиночку раскорчевал для семьи еще один надел в лесу...

Большая крестьянская семья решила, что негоже молодому и полному сил мужику коротать век бобылем. Да и детям нужна мать. Сговорили за Матвея молодую вдовую соседку Ефросинью. Стерпится — слюбится! Старинная русская поговорка сбылась: рядом с дородной скромницей Фросей Матвей отогрелся душой, распрямил плечи. В новой семье родилось еще шестеро детей.

Здоровьем Матвея боженька не обидел: мужик шутя гнул руками подковы, мог за заднюю ногу удержать бегущего коня, а налегая на плуг, легко выворачивал трехвершковый пласт земли. Младшая дочь в семье Матвея родилась в 1918 году — когда отцу стукнуло уже шесть десятков лет...

Летело время, менялся пульс века. Однако ни войны, ни революции следа в судьбе Матвея почти не оставили: он все так же жил в родном селе, пахал землю, косил сено, зимой — шорничал и плотничал да ходил на охоту. Глобальные перемены в стране проносились над начавшей седеть мужицкой головой, не задевая, не тревожа души... Пока однажды не пришли в крепкий старый дом сельские активисты, не предложили Матвею вступить в колхоз.

— А не пойду! — уперся старый крестьянин.

— Почему? Сообща-то завсегда легче... Ты же, Кузьмич, почитай полвека на своем полишке горб гнешь — а хлеба едва до весны хватает.

— Я хлеб ем — да свой, а ты, браток, рядом постой! — ухмыльнулся в седые усы Матвей, — ни оброков, ни продразверстки вашей красной нынче нету. Война позади, с бандами тоже покончено — некому, стало быть, обирать землероба! Чай, проживем как-нибудь! Не растолстеем, конечно, да оно и к лучшему — новых порток не шить, старые налезут!

— Ядовитый ты дед, Матвей Кузьмич! Тебе бы все шутить! А ведь все село уже в колхоз вступило, ты последний в единоличниках ходишь...

— И еще похожу, авось, не барашек, чтобы в стадо-то стремиться. Вот, что ваш Ильич на плакатах писал? «Земля — крестьянам!» Вот я — и есть крестьянин, а вот земля, и она — моя, по нынешним законам властью советской мне положенная. С чего ж я ее добровольно в какой-то колхоз отдам? Земле хозяйская рука нужна! А где семеро нянек — там и дитя без глазу. Словом, простите великодушно, товарищи агитаторы, но не пойтить ли вам вон со двора? Мне долго о пустом беседовать недосуг.

Так и не уговорили...

За упрямое нежелание идти в колхоз мог Кузьмич и пострадать, однако беда прошла стороной. Видимо, суровые товарищи из НКВД решили, что лепить «контрика» из упрямого дяди, которому намедни восьмой десяток пошел — это уже смешно будет.

И вот черной волной накатила война, враг стремительно приближался к Псковщине. А Матвею Кузьмичу тем временем стукнуло 83 года. Под угрозой захвата деревни немцами колхозники собрались в эвакуацию. Собрали скотину в гурт, вывели с машинного двора полуторку да трактор, запрягли в телеги лошадей, увязали на подводах нехитрые пожитки.

— Поедем с нами, дядя Матвей!

— Да куда я от хозяйства-то, от земли? Бог с вами, поезжайте, а я дом не брошу...

— А немец придет?

— Как придет — так и уйдет.

— Ограбят тебя, Кузьмич, эти сволочи. А то и убьют...

— Что у меня грабить-то? Зипун да соха — все богатство! А убить — не убьют, потому как не за что.

— Эти — найдут за что!

— Что ж, убьют — стало быть, помру. Довольно пожил. Здесь родился — здесь и схоронят, все не на чужбине, как пса безродного... А я так думаю, что доживу еще и до вашего возвращения. Ступайте с богом, земляки, не поминайте лихом!

Послушав деда, многие засомневались — стоит ли уезжать. И хотя скот и технику в тыл отправили, сами остались в родных домах. А в августе 1941 года деревня была захвачена немцами.

Оккупационные власти прознали про то, что дед Кузьмич так и не вступил в колхоз. Значит, наверное, в чем-то недоволен был советским режимом? Старика пригласил немецкий комендант и без обиняков спросил, не станет ли Кузьмин деревенским старостой.

— Стар я бабами да ребятишками командовать! — решительно отказался дед, — на охоту ходить порой силенок не хватает, а вы говорите — старостой...

— На охоту?

— А как в наших краях зимой без охоты? Заяц есть, глухарь есть, а на болотах — утка... Помоложе был — и на кабана хаживал. Я как раз хотел просить, чтобы ружье, которое ваш начальник сдать велел, мне оставили. Год нынче неурожайный, без охоты не перезимую.

Немцы пришли к выводу, что угрюмый малограмотный дед не опасен. Даже вернули старику его видавшую виды двустволку. Разрешили и собаку держать, хотя прочих псов по деревне перестреляли. Комендант, сам заядлый охотник, знал, что без собаки по утку не ходят.

В начале 1942 года, после окончания Торопецко-Холмской операции, неподалёку от родной деревни Кузьмина заняли оборонительные позиции части советской 3-й ударной армии.

В феврале в деревню Куракино прибыл батальон немецкой 1-й горнострелковой дивизии. Горные егеря из Баварии были переброшены в этот район для участия в планируемом контрударе, целью которого было отбросить советские войска. Перед отрядом, базировавшимся в Куракино, была поставлена задача скрытно выйти в тыл к советским войскам, находящимся в деревне Першино, и внезапным ударом нанести им поражение.

Но баварские егеря местную географию успели изучить, разве что, на карте. И поняли, что для выполнения поставленной задачи им потребуется проводник из местных... О каком это пожилом охотнике говорил тут комендант?

13 февраля 1942 года к Кузьмичу нагрянул лично командир батальона. С переводчиком. Посулил: если старик выведет гитлеровский отряд к Першино, наградит дорогими подарками. И муки даст, и керосину, а главное — отдаст свой великолепный охотничий карабин с вишневым прикладом. С таким даже старику — хоть на кабана, хоть на лося одного патрона хватит...

Кузьмич осмотрел ружьё:

— Богатое... И бьет, знать, кучно: ствол-то совсем не расстрелянный. Правда — отдашь?

Немец дал честное слово офицера и дворянина.

И старый крестьянин согласился вести отряд по одному ему известной охотничьей тропе.

Слух о том, что Матвей Кузьмин поведёт гитлеровцев в советский тыл, мигом облетел деревню. Односельчане с ненавистью смотрели ему в спину...

В ночь на 14 февраля немецкий отряд построился у околицы и колонной двинулся за бодро вышагивавшим на лыжах стариком.

— Вели своим парням не курить в дороге! — буркнул Кузьмич немецкому комбату. — Идти долго, всю ночь, дух перебьют! — и решительно повернул с дороги в густой лес...

На рассвете Кузьмич вывел немцев к деревне. Но прежде, чем они успели перевести дух и развернуться в боевые порядки, по ним вдруг со всех сторон был открыт шквальный огонь...

Ни немцы, ни жители села Куракино не видели, как вскоре после визита немецкого командира в дом Кузьмича в лес ушел один из младших сыновей старика — Вася...

Юноша на несколько часов раньше отца прошел тем же маршрутом. И успел предупредить советских бойцов из 31-й отдельной курсантской стрелковой бригады, что сейчас придут немцы. Комбриг полковник Горюнов тут же распорядился выставить на подходах к Першино засаду. Чтобы выиграть время для её подготовки, Матвей Кузьмин всю ночь водил немцев по лесу кругами, а к рассвету привел точно на линию огня.

Поняв, что его перехитрили, немецкий офицер в ярости застрелил старика. Но егеря были разбиты наголову: уцелело не более полусотни оккупантов, да и те — потому что попали в плен.

После боя Василий нашел на окровавленном снегу тело отца. Бойцы отвезли старика в родное Куракино и с почестями похоронили на сельском погосте. Позже, в 1954 году, прах героя был перенесен на мемориальное кладбище в Великих Луках, где покоятся тела других защитников Псковщины.

Впервые о старике, повторившем святое дело Ивана Сусанина, написал еще в годы войны военный корреспондент Борис Полевой. Но подвиг долго оставался не признанным на официальном уровне: только 8 мая 1965 года за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Кузьмину Матвею Кузьмичу было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза...

В памяти односельчан дед Кузьмич так и остался чудаковатым нелюдимым богатырем. Крестьянин, родившийся при крепостном праве, доживший до колхозных времен и оставшийся единоличником. Партизан без партизанского отряда. Наследник славы Ивана Сусанина. Самый пожилой из Героев Советского Союза за всю историю этой высокой награды.