ШЕСТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА НА ДУНАЕ. ТРУСОСТЬ ВИЗИРЯ

Войска, демонстрируя свое движение перед Молдаванчи-пашой, оберегаемым от назойливых мух парой дюжих слуг, беспрерывно махавшими опахалами, в окружении многочисленной свиты, двигались на Хотин. С большим трудом, но он решился, наконец, пойти на выручку осажденной крепости.

Начались уверения пашей. Они не соглашались с первым министром, которого не радовал вид армии. Затем он увидел воинственных спагов, которые выглядели свежими. Зато всех мусульманских добровольцев настигла дикая усталость.

«Шли толпы людей, не соблюдая порядка», - отмечает летописец.

По своему усмотрению несли и ружья. Еще вчера эти люди были либо ремесленниками, либо торговцами, не знающие военного дела, а теперь по призыву князя влились в великую армию. Они дали клятву победить неверных и других мыслей не имели. В безоговорочной победе над русскими был уверен и Мусун-оглу-паша, надменный, самоуверенный человек, известный своей близостью к султану.

Мусун-оглу-паша только что прибыл из Константинополя с устным приказом султана, чтобы еще до зимы народ вернулся к мирным делам. Более воинственного тут найти было трудно.

Казалось, подобная смотрина  раздражает его, и передай ему сейчас эту «великую армию», он тотчас бы поскакал вперед, увеличив ход растянутых колонн.

Как выглядит народ, не имеет никакого значения. Главное, в них есть ярость, и надо поскорее ударить по русским этой яростью. Народ великого султана способен уничтожить 10 русских армий.

В планах константинопольского гостя были взятия Киева и Москвы, чтобы русская власть на коленях просила мира.

«Никогда еще не лилась такая роскошь, как та, что будет литься в наши обозы», - опьяненный воинственностью надоедливо рявкал стоявший рядом Мусун.

В упорстве своем визирь помалкивал. Кто-кто, а он хорошо представлял, что еще надо для турецкой армии. Войскам действительно числа нет, но, видимо, от них не много и толку. Открывал перечень всех проблем мор, за ним шла усталость измученных людей от переходов. И дороги усеяны трупами умерших от чумы.

Официальная статистика говорила о множестве солдат, особенно из нерегулярных отрядов, бежали в леса. А кто-то там еще говорит о походе на Москву с такой армией. И он не желает ждать, пока из глубин империи не подойдут свежие силы.

Вскоре показались славные капы-кулу. Следствие этого появления – восторженные голоса: все вокруг просто гордились этим постоянным войском, находящимся на содержании государства. Несмотря даже на то, что янычары были обычными солдатами, их появление на дороге вызвало действительно громкие восторги. В отличие от распускавших после войн солдат, эти были лучше вооружены, да и одежда их выгодно отличалась от остальных. Со своими мушкетами за спиной и с ятаганами на боках они творили террор не только на полях сражений, но и на завоеванных территориях.

«Видя неоспоримые заслуги янычар в победах в прошлые времена, - писал летописец, - Османская империя гордилась этим родом войск».

В то время, как свита восторгалась янычарской пехотой, хмурый взгляд визиря скользил по объемистым заплечным мешкам любимцев султана, видимо, пытаясь догадаться, что там натиснуто. А как писал Дионисий, подобные мешки ни к чему воинам, они лишь «смертный балласт» для них, лишнее отягощение.

Брожение по местностям еще до сражений было неприятно визирю. Да, о янычарах гремела слава, но они были уже не те, что в славные времена «избранной империи аллаха».

Русские были более воинственны. А надежа султана и хана измельчилась, тряпичниками стала. Но все изменится, если снова запретить им обзаводиться семьями, заниматься ремеслами, торговлей.

«На войну теперь янычар ходил не с мыслью положить голову за султана, а с мечтой потуже набить заплечный мешок, чтобы, вернувшись, пустить добытое в дело, - отмечает историк. – Во время русско-турецкой войны янычарами был ограблен весь Алексинский уезд и часть соседних дочиста. Они использовали любопытство крестьянина, хитростью, а часто и силой, отымая у него все, что имелось. Визирь понимал, что он недоволен подобным соседством с армией султана, так как оно не сулило ему ничего, кроме как быть ограбленным этими вояками. Много раз к военному начальству с жалобами приходили люди, но ни разу не послали за обвиняемым ими янычаром…»

Вот и сейчас чего-то там раскричался народ, требуя от воина. Солдат отбивался, напоминая, какое государство представляет, но тут ему навстречу выскочила женщина и мертвой хваткой вцепилась в его мешок.

«Пустели у кого-то карманы, наполнялись у кого-то мешки, - нахмурился Молдаванчи. – Один пусть приведет ко мне женщину… другой пусть прикажет явиться янычару».

Из свиты сразу отделилось несколько человек, и вскоре не поделившие между собой явились за ответом пред его светлые очи. Ну что тут за народ, даже не ждет, когда разрешат говорить, и женщина вот сейчас расхныкалась, жаловаться начала на «раба султана», будто он ее ограбил, забрал 4 серебряные чашки, все, что имелось у бедной вдовы. Она была хороша, и стоило думать, что янычар подовольствовался не одними только чашками.

Карательные меры пора устраивать этим янычарам.

«Лаская друг друга, - ответил тот, - мы оба всем были довольны; сейчас эта умалишенная достойна смерти за оскорбление солдата достославного султана и за свою ложь, чего я и требую».

Пострадавшая ответила своей идеологической репликой, призывая в свидетели аллаха и потрясая руками. Оставалось только заглянуть в мешок, чтобы узнать правду.

В словах вдовы чувствовалось больше правды.

Используя свою власть, «арбитраж» мог легко проверить это. К этому склонялся и сераскир, но, встретившись со свирепым взглядом янычара, раздумал проверять мешок. Быть в ссоре с янычарами небезопасно (в этом не раз убеждались многие командующие войсками).

Род не одного султана прерывался из-за бунта янычар.

Годунов турецкий. Но нет, не Годунов, потому что настоящий «царь» восседал в Константинополе, а значит ему тем более стоит бояться.

«Али, - отмечает проницательный историк, - мог лишь приказать янычару отправиться туда или сюда».

Отбросив благие мысли, он велел высечь женщину за клевету на славных воинов великого султана. Эту пострадавшую визирь не стал слушать, даже когда она упала перед ним на колени. Молдаванчи угодил свите, которая принялась осыпать ее насмешками. Наконец, она поняла, что справедливость он не восстановит, и, вскочив на ноги, помчалась прочь! А местный царь принялся провожать последнюю колонну янычар, как вдруг с восточной стороны, куда направлялась армия, прискакал спаг.

«Во всем своем блеске он спрыгнул с коня и повалился к ногам визиря, - отмечает историк. – Никто, кроме эфенди, не понял, что произошло нечто плохое».

Неописуемая армия Румянц-паши перешла Буг и вот-вот будет здесь. «Цены турецкой армии для всех резко скатились вниз.., неожиданные вести ввели свиту в оцепенение». Даже султанский посланец, чье лицо неудержимо процветало от мыслей скорых побед, прикусил язык и уставился на визиря в ожидании его решений. Молдаванчи-паша тихо вынес его своим слугам, в растерянности глядя на них. Одного ответа ждали (и боялись одновременно), но услышали, что надо возвращаться в лагерь.

«Это смотрение, - констатирует летописец, - было уже лишним: ни к чему устраивать смотр войск, когда не хочешь принимать сражения. Сговорившись, паши направились в свои палатки. Вечером тех военачальников во главе с Мусуном-оглы-пашой принимал в своей палатке визирь. А посол тот отказывался принимать решение визиря. И воины султана тоже: все рвались в бой…»

Люди были остановлены непонятно зачем (для них непонятно). Даже Молдаванчи-паша лежал на оттоманке.

Ему хочется отдохнуть, набраться сил.

Однако культ говорившего с ним человека был велик: уклоняться от разговора с имеющим в Порте большое влияние небезопасно. Как будто ни он, ни пришедшие вместе с ним не слышали о приходе русских. Нет, не визирь тут местный царь, а этот самый столичный гость. Но при такой опасности народ не может оставлять лагерь, где имеются надежные укрепления.

Однако бояре смотрят на Хотин. Молдаванчи же полагался на помощь аллаха, не предоставляя Хотину своей. Но через поляков было известно, что у Румянцева всего-то небольшой корпус, который не устоит при первой же серьезной стычке.

Первыми, кому не верил визирь, были именно поляки. А Румянц-паша – умный полководец, он не пойдет против самих турок с малыми силами. Но у оппонентов было мнение, что у него и не было мыслей куда-то идти, что это только его «завуалированный» маневр. Но так говорили и поляки, а одно это было достаточно, чтобы визирь принял противоположное решение! Из всех зол он выбрал ожидание для прояснения обстановки. Остальных решений на этот раз визирь даже обдумывать не собирался.

Посетители поспорили с ним еще немного, но так ничего и не добились. И покойный Молдаванчи-паша вышел из палатки в полную темень подышать свежим воздухом. То время прохлады. Это время тишины, время отдыха. За темной полоской леса у мерцающих огней сидят солдаты, и вряд ли они сейчас говорят про московское нашествие, даже про киевское.

В той стороне находился главный лагерь – со рвом вокруг и другими земляными сооружениями. «Даже мерли в лагерях всегда лучше, - думал министр. – Давно не видали там меня, надо перебираться. У нас еще есть время» выступить.