Начиная с 1871 года, примерно 20 лет с китайцами (2 апреля 1895). Итоги сближения

Любивший краткие громкие фразы, немецкий император Вильгельм II провозглашал, что в будущем Германия станет ведущей морской державой. Каждая фраза императора Николая II никогда не отличалась подобной громкостью и напыщенностью, хотя и он мог бы сказать словцо о своей внешней политике. Больше всего будущее России он видел в Азии.

Не на пустом месте родился этот курс внешней политики. Позже дочь московского кондитера Евдокия Соколова писала о нем, вспоминая вовсе не Николая II: "Мои пути - пути в Азию, пути России. Мир учился строить мир на войнах, и нам, чтобы достичь те же австрийские, балканские или турецкие цели, нужно было пройти большую общеевропейскую войну 19 века. Учебниками видились: азиатские земли, Сибирь, Кавказ, Дальний Восток, так как это было надежнее, чем хрупкое владычество старшего северного брата" в балканских государствах, куда были устремлены хищные взгляды многих сильных держав.

Другие государства завладевали колониями во всех концах земного шара; для их защиты они создавали себе флоты; они вступали друг с другом в соревнование из-за клочков земли, расположенных у антиподов. Это было не для России, которая создавала себе нечто лучшее, чем колонии, продолжая дело древних завоевателей Сибири. Редкостное ее вращение в Азию раздвигало пределы. Это было одновременно попытка дружить со всеми и расширить русские территории, а не завоевание далеких чужих земель. Поэтому этот рост продолжался и в последние царствования. Миллионы людей стали россиянами в 19 веке, как, например, Уссурийский край с Владивостоком в 50-х, южная часть Сахалина в 1873, среднеазиатские владения на границе с Английской Индией в 80-е, уже при императоре Александре III.

Но Африка не имела даже и двадцати процентов того, чем была Азия. На той земле существовали большие государства с древней, по-своему глубокой культурой. Предприятие России по завладеванию распространилось на северную кайму Азии. Квартира требовала меблировки. Каждое решение в Азии натыкалось на основной вопрос - китайский.

Подняться Китай не мог уже долгие годы. "Который был драматично описан Пушкиным в 1831 году., - с середины девятнадцатого века сотрясался внутренними взрывами. За 50-е, 60-е, 70-е годы гражданская война, не затихая, свирепствовала - почти 30 лет! - вспыхивая то в самом сердце Китая, в долине Голубой реки (тайпинги), то на "крайнем западе. Туркестане". Карта войны захватывает и крайний юг. В Юннане, у границ Индокитая. Никто из европейцев не оставил в стороне ослабление Небесной империи, и уже в 1860 году международный отряд дошел в самый разгар гражданской войны до Пекина и добился открытия 25 иностранных портов". За эти годы Россия, благодаря своей бескровной политике, без войны заняла Уссурийский край.

Манчжурская династия теряла власть и влияние; но волею судеб среди ее представителей нашлась энергичная женщина, вдова императора Сян-Фына, "железная" императрица Це-Си, которая в течение двух последующих царствований, с шестьдесят первого по 1908-й год, была фактической правительницей Китая и восстановила, если не внешнюю мощь Небесной империи, то по крайней мере ее внутреннее единство.

Россия, занявшая в 1871 году Кульджинский округ в момент дунганского восстания в Китайском Туркестане, чтобы не дать разорить и разгромить его, в 1880 году сделала устраивающий всех шаг: сама территория была возвращена, а за свою помощь взяла лишь ее небольшую часть. В то время, как другие державы строили свои расчеты на распаде и разделе Китая, политика России была в общем направлена на его сохранение, и это не только не противоречило "большой азиатской программе", а было прямым выводом из нее. Постройка Сибирской железной дороги, решенная и начатая еще при императоре Александре III, показывала, что планы преобладания в Азии не были чужды и отцу государя. Тот край был таким пустым и неосвоенным, что прокладка прямых путей к нему вряд ли оправдывала подобные затраты средств и усилий. Но только в царствование Николая II азиатская политика была выдвинута на первый план.

Мобильная поездка государя вокруг Азии сопрвождалась Эспером Ухтомским, знатоком буддийского востока, ценителем и коллекционером предметов восточной древности, который, правда, не играл решающей роли в проведении дальневосточной внешней политики. Но, несомненно, государь не изменил обычной привязанности к нему, чьи взгляды были хорошо ему известны. Как князь Эспер Ухтомский выражал свои идеи в печати, так часто и проводилась политика на Дальнем Востоке.

Однако князь Ухтомский сильно идеализировал духовное сродство между Россией и Азией. С Западной Европой, говорил он, азиатские народы ничего не связывает. И в соприкосновении двух культур все больше разверзается пропасть между ними. Только русская и азиатская литература не имеет такой пропасти. За Алтаем и Памиром живут народы, которые не разгадал, не понял еще ни один мыслитель, как это было с допетровской Русью, которые всегда будут любить и хранить предания, их обожаемость к чудесам неиссякаема, все стихийные, как и другие бедствия, они расценивают как наказание свыше, и все говорит об их твердом духовном стержне.

Чингизы и Тамерланы, вожди необозримых вооруженных масс, создавали крепкие, культурные правительства и непобедимые царства. "Какая еще земля может быть роднее долгополой и змиемудрой допетровской Руси", - писал князь-востоковед Ухтомский.

Иные причины также носились в воздухе. Для создателей этих мыслей не было ничего полезного в расширении России на восток. У нас, мол, и без того доход немалый от имеющихся земель. При подобных словах князь Ухтомский просто свирепел. Гонорар, дескать, не самое важное для Всероссийской державы. Для нее быть хозяйкой Востока - дело чести, завещание предков. Такая мировая сила будет сочетать Восток с Западом или бесславно пойдет по иной дороге (по пути падения), потому что Европа сама по себе подавит нас своим внешним превосходством, а не нами пробужденные азиатские народы будут опаснее даже западных иноплеменников.

Впрочем, на Азию был и другой взгляд, имевший не менее влиятельных сторонников. "Еще в 1895 году император Вильгельм II прислал государю свою известную символическую картину, где изображались народы Европы, с тревогой смотрящие на кровавое зарево на Востоке, в лучах которого виднеется буддийский идол. Народы Европы, берегите свое посредничество между собой, ибо оно есть ваше священное достояние. Та же мысль тревожила русского философа и мыслителя Владимира Соловьева, который писал книжки про новое вторжение монголов в Европу, первой жертвой которого снова должна была стать Россия. Издателю известного стихотворения "Панмоголизм", видимо, не давали покоя лавры пророка. Писал он, конечно, о Руси, но с намеком, что на ее месте сокрушенного могучего воина окажется Российская Империя... Явятся, мол, азиаты, сметут с лица земли всю доблестную русскую армию, после чего они вдосталь поглумятся здесь", повеселятся, попразднуют, захватив богатейшую добычу.

Французский мыслитель Сытин, создатель теории, которую потом переняла нацистская Германия, напротив, представлял царскую армию во главе азиатских народов, идущих на приступ чистокровных представителей европейской расы.

Но что бы кто не увидел в Азии - смертельную опасность или источник русских сил, основу нашего будущего - несомненно было одно: "Чем бы дитя не тешилось", а Россия должна была быть сильной в Азии. Сибирская дорога для этого была необходимым условием, но дело еще не было закончено.

Еще в 1895 году, когда Россия, вместе с Германией и Францией, вмешалась в японо-китайскую борьбу и не дала Японии утвердиться на материке, государь начертал на докладе министра иностранных дел. Современники выделили тогда дату 2 апреля 1895 года. России необходима открытая гавань (об этом писал в своей резолюции Николай II), причем этот порт должен быть свободным круглый год. Эти порты должны быть на материке. Можно на юго-востоке Кореи. В резолюции также было приписано одно обязательное условие: гавань или гавани должны были соединены с Россией какой-либо русской полосой земли (это снова по поводу русской колониальной политики и об отличии ее от западных взглядов).

В данный момент обозначенной цели достигнуть было невозможно. Дальний Восток еще не был русским, он находился под влиянием и других держав, с которыми приходилось действовать вместе. Кроме того, помимо главных заинтересованных держав вожделенными взглядами на Китай смотрели многие и в России, тем более, что для раздела настал самый благоприятный момент. Причем, параллельно с врагами царской власти о том писали и другие издания: либеральные "Новости", славянофильская "Русская беседа", буржуазное "Русское слово" (интересно, что Николай II в трудные времена этой газеты предлагал министру финансов Витте оказать ей помощь, а после смерти главного ее спонсора Морозова лично распорядился выдать редактору издания Александрову 12 тысяч рублей). Но русская политика не шла наряду со всеми этими изданиями.

Лучшим результатом Россия могла считать сохранение нейтралитета Китая. Так как она стремилась утвердить в нем первенствующее влияние: "Идя по пути неделимости Китая... с 1895 года, когда был осуществлен Симоносекский "сговор", - был взят курс дружбы с "поднебесной империей"...

В коронационных торжествах китайская делегация во главе с Ли Хун Чаном пользовалась повышенным вниманием. С Китаем был заключен договор, по которому России было разрешено провести железную дорогу по Манчжурии, территории, к которой императорский дом относился наиболее ревностно как к своей вотчине, а взамен русскими была обещана поддержка пекинскому правительству в самых разнообразных сферах. В то время Манчжурия была еще не заселена даже на треть, и русские, проводя там Великий Сибирский путь, стали первыми иностранцами, получившими свободный доступ в этот район Китая.

Конец всем недопониманиям пришел и в отношениях с Кореей. Хотя после войны с Китаем, японцы утвердились в Корее, поддерживая там новую протокийскую власть. Однако двор оказывал сопротивление, и 9 октября 1895 года сторонники реформ ворвались во дворец, убили своего главного врага королеву и взяли в плен короля. Но это вызвало в стране национальное движение протеста. Прояпонская партия продолжала существовать, но уже утратила былую популярность. Достаточно было того, чтобы русский консул вызвал 200 моряков для защиты миссионного здания в Сеуле, и летом 1896 года в Корее произошел резкий поворот. Потеря бежавшего под защиту русской миссии короля обошлась премьер-министру и другим власть имущим из японофилов жизнью, причем все они были казнены по приказу самого монарха. К русским король относился как к своим защитникам и покровителям и готов был пойти навстречу всем их пожеланиям. Но консул Сытин не мог тогда - без флота и "сибирской железки" - использовать этот случайный успех и потому ответил вежливым отказом, добавив, что "при более благоприятных обстоятельствах необходимо вернуться к обсуждению двух дружественных государств". И все же Россия несколько помогла корейскому королю, пойдя на компромисс с Японией на основе независимости Кореи и полного суверенитета ее монарха. Все войска Японии и России в пределах Кореи должны были быть равными по соотношению друг к другу. Количество войск варьировалось между 700 и 1000 человек. Данное число было необходимо, чтобы защитить в Корее свой большой торговый интерес и свои миссии. Был заключен договор, причем подписывался он в 2 экземплярах в Сеуле. Некоторое уточнение в него было внесено через 2 недели в Москве, 28 мая. В начале июня, по сути дела, и началось "дальневосточное противостояние России и Японии", о котором мы, пожалуй, поговорим в следующий раз. Так в 1896 году умер корейский конфликт, нагло подстрекаемый японцами.

Рост русского влияния в Азии беспокоил не только Японию, но и западные державы. Сибирская дорога каждый год продвигалась на несколько сотен километров и теперь была закончена примерно на треть. "Теперь около 2300 верст за Челябинск..." Только примерно год спустя (в конце 1897 года) произошли события, сильно изменившие положение.