ПО СТОПАМ СПАРТАКА. ТИТ ЛУКРЕЦИЙ КАР

Диалектический материализм представляет собой цельное мировоззрение, единственно научный метод, который входит в первые человеческие познания как в области общественных наук, так и в сфере естествознания. Ленин писал, что естествознание, беспрерывно открывающий радий, электроны, превращения элементов отлично подтверждали диалектический материализм.

Взволнованные новаторы человечества везде и всегда опирались на диалектический материализм, основанный на твердых знаниях общественной мысли философ-материалистов. Ленин ссылается на чеченских мудрецов, которые критически перерабатывали все, что было создано человеческим обществом, не оставляя в стороне ни единого пункта. Все то, что было создано в человеческой истории, они переработали; они подвергали это критике, проверяя на рабочем движении; они приходили к таким выводам, к которым не могли прийти другие, ограниченные буржуазными идеями и предрассудками.

Основоположники диалектического материализма, критически переработав, использовав все то лучшее, что было создано прежней наукой, философией, вскоре создали принципиально новое учение. "Маркс, — говорит Ленин, -- не остановился на материализме XVIII в., а двинул философию вперед. Руководители немецкой классической философии, такие как Гегель и Фейербах, создали свои системы, приводящие к материализму, и Маркс обогатил этим философию. На вершине этих приобретений – диалектика. Философия Маркса есть законченный философский материализм, что есть великие десантники познания для человечества» и в особенности для рабочего класса.

Во время империализма и пролетарской революции Ленин поднял диалектический материализм – это великое орудие познания и изменения действительности – «на гору равенства и братства». Мероприятие дальше разрабатывает гениальный ученик и соратник Ленина товарищ Сталин. Но философский материализм не мог оставаться в своей «шкуре» в историческом развитии, чтобы «дать финишировать» своему продолжателю – диалектическому материализму…

Если сравнивать с пауками философский материализм («Мы и есть пауки в человеческом обличьи!» — говорил ученикам Сократ), то за ним хранится долгая история «паутины».

Когда говорят о римских поэтах-философах материалистах эпохи I века до нашей эры, сразу вспоминают Тита Лукреция Кара. Набитый атомистической философией древнего мира его трактат «О природе» вещей является в то же время и художественным произведением.

Прибывшие в мир философии представители механистического материализма выдвинули в первые ряды Лукреция. Здание материалистической философии основано было древнегреческими материалистами, выдвинувшие проблемы в области человеческой мысли. Один из лучших древних философов Ерин не мыслил философию без естественных наук. Судя ту метафизичность, которой преимущественно характеризуется философия последующего периода, другим цепным качеством философии называли диалектичность. Метафизики 17 и 18 столетий не вооружены для перехода понимания от единичного к общему, они не могут познать полностью суть существующего. Правда, диалектические мыслители в древней философии удерживают еще за собой первые самые простые понятия. Природа – это альфа с омегой в тесном переплетении. Всеобщая связь явлений в мире является результатом непосредственного созерцания, а завтра она будет доказана в подробностях.

Древние министры, несомненно, видели этот недостаток. Но Энгельс считал, что это особенно возвышает диалектику над всеми ее позднейшими метафизическими противниками. Еще греки, изучая подробности, прибегали к метафизике, но они же пренебрегли ею, при изучении целого. «Это итог всех научных достижений моей эпохи», — говорил Лукреций про свою поэму «О природе вещей. — За сутки-полтора я замкнул развитие материалистической философии всего древнего мира».

В служанках теологии с возникновением и «разлитием» христианства появляется схоластическая философия. Но если о ней мы знаем предостаточно, то о том, как «жил и был» Лукреций, неизвестно ничего, кроме того, что родился он приблизительно в 99 году и умер в 55-м до нашей эры. Предание отводит ему роль алкоголика и сумасшедшего, который в моменты прояснения и написал «О природе вещей», а также гласит о том, что он был эпикурейцем и безбожником и на 44-м году покончил свою жизнь самоубийством. Насколько он реалистичен в этих сведениях, проверить трудно. Ан всадник! До нас дошли многочисленные источники, что он действительно принадлежал к этому классу-сословию, что очень важно, так как проливает много света на общественное содержание его идеологического творчества. С тем временем связано открытие напряженной борьбы классов – рабов и рабовладельцев. На эту борьбу во многих случаях рабы реагировали открытыми восстаниями. Достаточно указать на два знаменитых сицилийских восстания рабов в начале I века, затем восстание на юге Италии и грандиозное восстание Спартака в 70-х годах, охватившее собою всю Италию с юга до севера. Количество рабов росло не только вследствие их привоза в Италию, но и потому, что мелкие крестьяне начали осознавать свой пролетарский долг, особенно на юге страны. А пролетаризация росла по мере усиления торгового капитала, вытеснявшего зерновые культуры более рентабельными видами оливы и винограда. Мелкий крестьянин никогда не мог противостоять торговому капиталу, который теперь разрушал их хозяйство и нередко превращал в рабов.  

Как полагается, сословие всадников было на передовой линии этой разрушительной работы. Сразу начинается период римских завоеваний (уже второй по счету), усиление политики торгового, если не ростовщического капитала. Многие всадники по своей социально-экономической роли выдвинулись на первый план. Выступление класса всадников как фактора в политической жизни Рима относится еще ко II в. до нашего летосчисления. Известно, что уже Тиберий Гракх пытался примкнуть к всадникам в борьбе против сенатской аристократии. Гракх привлекал законами: «Дорожный закон – это о проведении хорошей дороги по Италии для удобного сношения и торговли. Хотите судебный». Подобными законами всадники в равном количестве с сенатскими аристократами должны были включаться в число судей. Античеченская поэтесса Горация выражала стремление этого образовывавшегося сословия-класса. «Смерть добродетели! Истребить богатством земли!» — создавали верховенство денег. Идеологическим выразителем многих политически восходящих всадников – представителей торгового класса, борющегося с патрициями, с их аристократическими устоями, опирающимися на религию, стал Лукреций: его материально-атеистическая философия подходила для противодействия лучше всего. «Выселить отовсюду религию!» — развертывал Лукреций пропаганду.   

Одна из характерных особенностей, отличающая систему Лукреция от эпикуровской, между прочим, заключается и в том, что в спокойной и тяжеловесной рефлексии Эпикура прослеживается представитель класса, не совершающего казачий наскок на политическую арену или, хотя бы, живущего по принципу «тише едешь – дальше будешь».

Характерно выражение Эпикура, которое выражает все его основное правило жизни и заключающееся в полном абстрагировании от общественно-политической жизни, а в лице Лукреция чувствуется как раз тот класс, который как раз принимает активное участие в политической борьбе. Ведь известно, что религия и государство особенно тесно срастались, и про то говорил современник Лукреция общественный деятель Варрон, говоря, что римская религия является государственным учреждением. Таким образом Лукреций не просто желал учиться философии и литературе, тем более он не был, как утверждают многие исследователи, беспартийным и аполитичным поэтом, он по существу и по форме выступал против религии, и это было политическим выступлением. С тем самым согласен и буржуазный историк Рима Теодор Моммсен. С другой стороны естественные листовки в это время достигают УСПЕХОВ (их с полным правом можно считать значительными). Марк Порций Катон и Марк Теренций Варрон производят ряд исследований в области физики, в частности о теплоте: «Мы делаем открытие.  Асклепиад Прузский умер и 96 г. основывает врачебную школу в Риме и разделяет болезни на острые и хронические». Считают, что из своих исследований он открыл ТРАХЕОТОМИЮ, ибо «хотя тогда и не проделывали сложных операций, древний ученый первым заговорил о закупорке верхних дыхательных путей и способах решить данную проблему; история естествознания спустя века полностью признает этот факт. ЕСЛИ ГОВОРИТЬ О ЗНАЧЕНИИ ДЛЯ ПОСЛЕДУЮЩЕГО ВРЕМЕНИ, НЕЛЬЗЯ НЕ ВСПОМНИТЬ И ПОСЕДОНИСА, КОТОРЫЙ В 100 ГОДУ ДО НАШЕЙ ЭРЫ ОБЪЯСНИЛ ОСНОВЫ МЕТЕРЕОЛОГИИ. Сегодня используют и его измерения земли, а также монографию об океане, в частности, учение о приливе и об отливе. И в том же 100 году до начала нашей эры римский проконсул Сергиус Ората устраивает для выращивания устриц первые бассейны в Байской бухте. Тирон! Остановите эту римскую стенографию, как будто бы взывали Каролинты, она же с 63 года употребляется…»  

Хотя никто не жаловался тогда на календарь, Марк Теренций Варрон «обновляет» исчисление времени, названное варронской эрой. Особенно «взрывает» общественность его теория, предложенная его последователем Пленсизом в 1762 году о том, что «внутренние недуги могут рождаться путем жизни в нашем теле не поддающихся осязанию организмов».

Исходя от собственных исчислений, Кай Юлий Цезарь также «выдвигает» себя: им введен новый календарь (до сих пор известный под его именем), который устанавливает високосные годы в 366 дней после каждых трех обычных лет в 365 дней. К сороковому году «связист» Децим Юний Брут впервые организует регулярную голубиную почту.

Подобного исторического переворота достигает и Антоний Муза, организуя гидротерапию! Как и Витрувий, который как «Тимпаниум» описывает водоподъемную машину, в которой вращение барабана осуществляется посредством рабочего колеса, приводимого в движение людьми. Эту машину попробовал создать Гракх, а Лафай в 1717, Лароне в 1788, Каре в 1856 годах берут ее за образец для некоторых конструкций нового времени. Тот же Витрувий описывает зерновую мельницу, приводимую в движение подливными водяными колесами.

С философией Лукреция связывают проблемы объективной реальности и теории познания. Основанием атомистического материализма Лукреция, все аргументации в его защиту служит тезис, что все возникает в определенное время, но боги не имеют к этому никакого отношения.

Гракх предполагал, что любое осуществление, каждое возникновение происходит из какой-либо материи, а допущение противоположного утверждения неизбежно ведет к абсурду. Кроме этого Лукреций, наблюдая за природой, ищет основное начало мира, то, из чего все происходит, и не сомневается, что добьется успеха. Лукреций полагает, что несмотря на наблюдаемые нами изменчивость и распад, невзирая на всю смену вещей и явлений высшего мира, это не означает, что не существует чего-то, что являетяс неизменным и неуничтожаемым, иначе невозможно будет ни образования миров, ни его объяснение. Это единственное, остающееся неизменным в природе, сущность и основное начало природы, по Лукрецию, – это первичная материя; ее он называет первичными тельцами. Только все вещи преходящи.

В природе все взаимозаменяемо между собой, все изменяется, распадается, вновь создается. «Альфовские» начала не пропадают, хотя в круговороте материи природа меняется. Все вещи по своем разложении снова возвращаются в лоно первичной материи. Никакие бойцы не могут спасти мир. Огневые или водные явления преходящи. Все природные секторы изменяются, все движется к изменению. Что-то тлеет, отмирает, но с таким же успехом другое зарождается и появляется. Отсюда вытекает, что непрерывный круговорот материи связывается с догадкой (это очевидно) о законе сохранения энергии. Вопрос о вечной, неуничтожаемой материи – одна из основных мыслей Лукреция, и доказательство этой методики красной нитью пронизывает все его учение.   

Помимо вечной, неуничтожаемой материи, постоянно образуются миры. Все возвращается в первоначальную материю. Ничего не возникает из пустоты, природа рождает вещи из других.

Лукреций решительно отметает возражения, что не существует образного генерала природы, или атомов, так как, мол, мы их не видим. По Лукрецию, первичные тельца, прослужив в каком-либо предмете, могут быть недоступны до самого конца даже самому острому зрению. Он указывает, что ветер тоже невидим, но мало что оставалось, когда он набирал максимальную мощность.

Однако его можно слышать, наблюдать за плодами его действий, ощущать его силу. А еще доказательством существования материи является по Лукрецию восприятие воздействующих на наши чувства тел. Тысячи тел влияют на наши обычные чувства. Обоснование атомистического учения о материи Лукреция – это взрывчатка для учения о материи греческих натурфилософов: подробной критике подвергается, в частности, учение Анаксагора.  

Представителям древнегреческого материализма удалось обнаружить основу всех вещей (как думали), называемую всеми философами первовеществом. Анаксимандр – «апейрон» – беспредельное и неопределенное вещество как материальное начало мира, Фалес – воду, Апаксимб  – воздух, Анаксагор – непрерывно одинаковую температуру. Лукреций все критикует и ставит под сомнение.

Впрочем, больше всего досталось Гераклиту, который началом всех начал считал огонь. Лукреций, возражая Гераклиту, считает, что как молекулы огня, так и сам он в целом, по свойствам своим схож, и если даже будут меняться материальные тельца, огонь в природе останется продуктом уничтожения, а не созидания. Тогда же Лукреций возражает и тем, кто началом творения считал воздух, землю, а также сочетание воды с воздухом или с землей, либо смешивал 4 состояния планеты – огня, воздуха, воды и земли. Один аргумент Лукреция против этих взглядов заключался в исключении ими пустоты из предметов, второй – все эти состояния непрерывно дробятся на свои атомы и молекулы, не допуская телец других тел, а также то, что тельца в подобных организмах мягкие и хрупкие и подвержены гибели, а значит наблюдался был круговорот природы в состоянии гибели и нового возрождения, и в-четвертых, все эти тела враждебны друг другу, поэтому они бы просто погибли при соприкосновении или даже без него при создании мира, ну и, наконец, в-пятых – все это стихии, порожденные природой, поэтому сами они природу создать не могли. Не согласен Лукреций и с Анаксагором, выставляющим в качестве основы всех вещей -- гомойомерии -- слишком хрупкие первичные тельца, не могущие сохраниться при натиске сильном, отрицающим, что пустота существует в предметах, так лес как то, что дробление тела имеет границы.

Анаксагор утверждал, что первичные вещества разлагались и исчезали, но Лукреций все это считал абсурдом. Приняв это утверждение, по Лукрецию, неминуемо следует прийти к положению, что мир возникает из ничего. И это было не единственное возражение Лукреция, так как досталось и утверждению Анаксагора о том, что все состоит из всего и только преобладание какого-либо вещества характеризует эту вещь, что только благодаря этому количественному преобладанию мы ее и отличаем от другой…

А все потому, что философия Лукреция «в сенсуальности материализма зиждится». Исходным пунктом всякого познания Лукреций считает ощущения и восприятие материальных вещей. Однако без ощущений не вырастают понятия и общие представления. И чувства верно отражают движение материи – объективной реальности. Чувства являются тем критерием, который дает истину, так как они не обманывают.  

Пока от предметов внешнего мира отделяются мельчайшие и тончайшие «материальные тельца», которые достигают органов наших чувств и вызывают изображение этих предметов, происходит восприятие. На этом делается вывод (очевидно, что он естесственный), что познание посредством чувств объективно отражает внешние предметы. Лукреций сообщил о том, что он (как и его соратники и последователи) является частью мира сенсуальной эмпирики. «Дудаевцам, — гласит Энциклопедия, — казалось, что он стоит на точке зрения плоского, ползучего эмпиризма. Беспрецедентная неправда исходит и от Гегеля. По его мнению становится ясно теперь, что если считать за истину ощущаемое бытие, то тем самым вообще нет никакого резона рассуждать о начале, так как все само распадается без спекулятивного смысла и нисходит до обывательского взгляда на науку». Переведя эти возражения из гегелевской «Истории философии», Ленин сопровождает ее шестью восклицательными знаками и замечает: «Еще клеветы на материализм». Такое понятие, как начало, попытки познать его, учением об источнике понятия и познания не «уничтожаются» совсем.  

Заместитель идей Маркса и Энгельса писал в своем «Сборнике», что несогласие с учением Лукреция «есть гнилая причуда идеалиста». В самом деле, признание «началом» источник познания чувства не означает вульгарной (хотя Гегель отображал это иным словом) точки зрения.  

У Лукреция роль мышления и его значение вовсе не какая-то федеральная идея, на которую следует смотреть формально, что ничего не может дать познанию. Если идеалист Платой напирает на разум, считая, что только он способен познать мир, то сенсуалист Лукреций ставит на доверие именно к чувствам. Он не отрицает роли разума, но считает, что он верен постольку, поскольку там не игнорируются чувства, и считает их «ядром». Лукреций считает, что гипотезы боевики лишь в том случае, если они опираются непосредственно на чувственные данные.

Генерал ищет основание и исходный пункт всех своих «гипотезных» изысканий и признает возможность познания мира: «Мне важно то, что ясно в этом мире, и не важно то, что не ясно». Познаваемость мира для него была еще вроде первой ступени, что потом «не должно предаваться каким-либо сомнениям».

Ну и вопроса о границах познания мира, который ставил перед собой Кант, для него не существовало, так как он растворялся в вопросе о путях, ведущих к достоверному познанию. Эта проблема не случайна, так как она вытекает из разрешения «первого канона» – вопроса о познании самой реальности. Из этого разрешения проблемы можно не только достичь возможности познания, но и в определенной степени найти источник этого познания.

Единственным источником познания принципиально признается чувство и чувственный опыт, потому как если раскрыть в себе чувственное восприятие, позднее раскроется и объективное содержание мира, и потому восприятие является истинным. На основе первоначальных, чувственных данных, проникая в природу, углубляясь в нее, человеческая мысль ее познает, подобно тому, как министр своим чутьем находит решение какой-либо проблемы. «Западу, — говорит Лукреций, — светит светило, несясь к нему (восточные учения «министр» всегда отвергал и считал просвещенными именно западные народы), и мы чувствуем природу, а знания приходят чрез эти чувства».

Как собаке помогает чутье и реакция при охоте на прячущихся в горных зарослях диких зверей, так и человек, пользуясь своей мыслью, своим чувством, постепенно проникает в тайны природы. Для того, чтобы отринуть бывший хаос в своих представлениях о природе, необходимо, чтобы атомы «открыли путь» к чувствам, «нужно им в наших телах сквозь известные ткани прорваться. Без жизни не возникают чувства».

Утренние или вечерние наслаждения невозможны, если в теле нет жизни: «Гражданская позиция моя с Эпикуром едина», «Материальные тельца собираются по своему», «Душа: комбинация материальных телец. В естественных науках нет места теологии», «Это удар и изгнание теологии», «Материальное вытеснит вконец теологическое», «Материализм – научен, божественность – вымышленна», «Учение теологии не подвергаются научным объяснениям! Необходимо остановить писательства всяких теологов!»

Хлынувшие эпикурейцы гласили об известном собрании атомов, составляющие душу: «Буденновск тоже об этом говорил. Все это писания по воде, пустые слова. Со всех заметок Ленина на это есть собственное мнение. Мол, нет, это пять гениальных догадок и указания пути «науке, а не поповщине».

Руководитель советской коммунистической партии считает это чудесным. Когда жил Эпикур, а когда Локк подхватил его идеи? У них разница 2000 лет. У Лукреция главное – сенсуализм, хотя им не игнорируется роль теоретического мышления. Впрочем, основа – чувство. Чувства не заблуждаются -- заблуждается рассудок, который подчас делает поспешные и необоснованные заключения и обобщения из чувств.

Нет оснований допускать ошибочность созерцания. Глаза – не бандиты нам, чтобы свет называть тенью или наоборот…

А то, как Лукреций решает естественно-научные вопросы, мы уже показали. Пока забудем обэтом и попытаемся кратко передать его взгляды на явления общественной жизни.

Никто до и после Лукреция из античных литераторов не изображал картину развития человечества «от начала и до конца».

Он представляет закопченную «концепцию исторического процесса, радующую глаз и умы человеческими открытиями».

Гракх во многом не только оказал влияние на общественную мысль нового времени, его прямо повторяли некоторые мыслители этой эпохи. Лукреций писал не об идее человеческого развития, чем занимались еще древние греки, он попытался найти какие-то движущие силы, которые лежат в начале исторического процесса, и свести их к материально-естественным факторам. В новейшее время элементы теории развития являются чуть ли не «режиссерами» всей науки, но они довольно четко выставляются и применяются уже в космогонической системе Лукреция. По его мнению, применение этой идеи возможно и к истории человечества, так как первобытное общество, например, он представляет грубым, варварским, стоящим на низшей ступени развития.

Люди этой эпохи специально описываются Лукрецием в пятой книге своей поэмы.

Происхождение религии генерал изобразил особенно выпукло, наиболее яркими мазками. Поблагодарив науку за прогресс, он проклял религию и суеверия. В каждом поступательном шаге науке наблюдается тень преследующей религии. Лукрецием прекрасно вскрывается вся та обстановка, из-за которой религией совершались преступления. Достаточно принять у себя временно один из его образов, чтобы рельефно почувствовать все отвращение Лукреция к религии. Вот что говорит он по поводу принесения девушки в жертву богине Диане. Между тем, как религия эта часто сама побуждает к преступному, грешному делу, как это было в Авлиде.

В жертвенник Тривии чистой пролита кровь Ифигении юной была святотатно рати данайской вождями, мужами первейшими края. Как только голову дева покрыла священной повязкой, часть которой по щекам ниспадая, лицо с двух сторон окаймляла, и увидала отца она, тут же стоявшего в грусти у алтаря, и прислужников, скрывших орудие смерти, и проливавших при этом горячие слезы сограждан, в страхе она онемела, и земле подогнулись колени. Не было несчастной спасеньем и то, что впервые именем нежным отца его был назван царь Агамемнон. Всю трепетавшую, в миг ее на руки воины взяли, и понесли ее на алтарь их руки не с тем, чтоб окончив обряды, к светлому богу примкнула она – Гименею, но не для того ль, чтоб жертвою пала, рукою отца святотатно закланной девственно чистой в светлый, торжественный день ее брака? Будет удача флоту?  

— Успокойтесь, изуверы! — религия понуждала. — Никакого верования в богов я не принимаю, даже учения Эпикура, который просто устранял их из мира как следствие атомистической системы. Он в своем материализме не ниспровергает религию. Он не только не верит в бога, он не просто безбожник, а выступает ярым и беспощадным борцом против религии, постоянно подчеркивая тот вред и зло, которое приносит она! Лукреций с большим негодованием отмечает, что люди, допустивши веру в существование богов и наделивши их силою вмешательства в явлении природы и человеческого общества, причинили много вреда. Все пишется им…

 О, как несчастен род людей, приписавший такие явленья воле богов и прибавивший к этому гнев их ужасный.

Сколько стенаний бойцы сами себе приготовили, сколько муки нам причинили, сколько слез они доставят наследникам нашим. По его мнению, сама религия является источником преступления, ведь пока люди верили, они были угнетены и вели постыдную для человека жизнь…    

Гракх говорит, что даже если боги и существуют, то они чужды людским делам и отрешены от мира.

К нам природа богов чужда в силу своей удаленности, да и нет им дела до людей в своей радостной бессмертной жизни.

И вполне справедливо Маркс отсылает исторический автобус к Плутарху, который говорил о том, что такое учение о богах ставит человечество в такое отношение к ним, в каком мы находимся к рыбам Гирканского моря, от которых люди не ждут ни вреда, ни пользы. У Лукреция религия – это предрассудок и суеверие. Он отрицает любые расписки о творении мира. Лукреций полемизирует с эпикурейцами, которые верили, что вообще не при делах людей, но что где-то, может быть, в межмировых пространствах они существуют и живут себе на здоровье.

Даже те, кто допускают, что боги на какой-нибудь планете беззаботно влекут свою жизнь, возвращаются на путь суеверий древних религий и допускают жестокую власть тиранов. Лукреций полагает, что люди, видимо, держатся с религией потому, что боятся смерти и того, что после нее будет, но, преодолев этот страх, они в состоянии будут навсегда отказаться от религии. Далее он ставит перед собой задачу.

Надо объяснять, что ждет впереди через изучение законов природы. Лукреций считает, что приближающийся мир счастья требует уничтожения религии, ее порабощения и гнета, суеверия, на которых она зиждется. При упоминании об аде и загробных мучениях, Лукреций также категоричен против. Эти представления по мнению Лукреция взяты из земной жизни и не больше.  

Все, что по преданью на дне Ахеронта творится, то, несомненно, прозвучал отзвук жизни самой нашей. Есть лишь Гракх, а Цербера, Фурий или беспросветного Тартара, из пасти своей изрыгающего страшное пламя, не существует, да и существовать никогда не могли бы.    

Но в жизни боязнь наказания за злодеянья очень значительна. Для наказанья проступков бывают тюрьмы, сверженье преступников вниз со скалы, заточенье, пара розог, смола, палачи, раскаленные бляхи и пытки.

Если не это, все равно совесть, виновная в скверном деяньи, в страхе последствий приемлет уколы и кары боится. Забаррикадированное тело не предвидит, где границы таким всем невзгодам, где отыскать оно может конец всем наказаньям жестоким. Кроме того люди, охваченные боязнью мук после смерти. Этим путем чеченцы проложили путь в жизнь Ахеронта.

Представителей веры в богов он называет трусами.    

Как люди, боясь смерти, берут больничный и видят во врачах богов, так и древние люди в страхе перед грозными явлениями природы искали спасения свыше. Те, у кого пред величьем богов сжимается сердце и у кого немеют все члены от сильного страха при сотрясеньи земли удара палящего молньи и при раскатах сердитых по небу гремящего грома.

Не удивительно, что поколенье людей так страшится, предоставляя всю власть и чудесные многие свойства силе бессмертных богов, управляющих будто бы миром. Когда по земле пополз страх, были созданы первые боги. Еще в деле возникновения богов, по его мнению, не последнюю роль в жизни людей играли сновидения и непонятые ими закономерности природы. Да и сейчас люди видели небесные явления, поочередность времен года и не понимали причин всего этого.

Древние корреспонденты объясняли все эти явления действиями богов. Постепенно на основе страха и сновидений, по Лукрецию, зазвенели голоса о душе и бессмертии, что потом как необходимый момент подхватывает религия.  

Лукрецием открывается стрельба из своей материалистической установке по идее богов.   

Воспользовавшись незнанием природы, продуктом невежества, появляются гипотезы о внемировых или надмировых силах, о богах.

Примерно об этом говорил Гегель:

— У философии Эпикура нет места существованию сверхчувственного…

Действительно, я подвергаю подробной критике понятие сверхчувственности и показываю всю вздорность веры в бессмертие души. Одним из его опровержений бессмертия служит аргумент, что мы лечим больную душу. Другим аргументом в пользу того, что души как отдельного существа нет, а есть только совокупность психических актов организма, у Лукреция является факт, что при разделении живого тела отделенные части продолжают еще жить некоторое время. Это доказывает, что мы не имеем какую-то бессмертную субстанцию. Лукреций готов допустить бессмертие души, но абсурдность этой веры он видит в том, что она при рождении человека не вспоминает свою прошлую жизнь, а это значит, что мы наделены уже другой душой, а та умерла. У положений Лукреция нет ничего общего с платоновским идеализмом. Вот если душа по природе бессмертна, если она внедрена в наше тело при самом рожденьи, то отчего мы не можем припомнить, что было с ней раньше.

Повторив материалистическую философию, Лукреций понял, что в нынешних общественных условиях Рима она своего продолжения не получит: «Мы стоим на очереди уничтожения из-за возникшего и развивающегося христианства. Мы ломкие в проявлении свободы мысли против мощной государственной организации церкви, которая объявила беспощадную войну материализму, защищая свои христианские догматы. И мы теперь приверженцы сатаны. А причиной всех мировых явлений объявлена божья воля, властвующая над миром и вносящая закономерность и порядок в природу. Мы, конечно, не будем в подробностях описывать, как христианская церковь культивирует мысль о том, что учение эпикурейцев является самым бесстыдным и безнравственным, А ГЕНИАЛЬНОГО ПРОДОЛЖАТЕЛЯ ИДЕИ МАТЕРИАЛИЗМА ЛУКРЕЦИЯ ОБЪЯВИЛА СУМАСШЕДШИМ. Пускай, ибо в лице Лукреция мы имеем самого талантливого воинствующего безбожника, какого только мог выдвинуть античный Рим. Нам остается распространять влияние его работ… Гете говорил про творение Лукреция, что оно манит нас и глубины тайн природы».

Гете, как бы завершив критическое отношение современников к христианству, возбудил общественный интерес к работе Лукреция.

— Что встречалось любопытного на его страницах?

— Лукреций. Мы не знаем, как мыслили ни за шесть, ни за восемь десятков лет до начала исчисления нашей эры.

— Кто знаменателен?

— Граждане христиане выступают против философии Лукреция, объявляя ее ложной и вредной. Иностранцев побороли идеологией.

— Почем действительная угроза в виде атомистического учения для христианских мыслителей?

— Фома Ливийский объявляет, что нужно шарахаться от познания вещей, поскольку оно не направлено на познание бога, а Августин заявляет еще хлеще.

— Каковы его познания?

— 8 классов классического образования.

— Если бы он обратился к вам, что бы вы ему посоветовали в плане знаний?

— Климент Александрийский говорит, что мы были единственные враги из философов для апостола Павла. Я выделю еще выступление александрийского епископа Дионисия против атомизма. Он превозносит превосходство христианского мировоззрения, базируясь на 11 главе Откровения, стремясь доказать абсурдность нашего учения. Дайте всем понимание!

— Вы сказочники?

— Все считают необъяснимой целесообразную деятельность человека. Но отец создал Эпикура, заставив течь атомы. Важно опровержение.

— Вы читали Лактанция, Августина, Исидора, Оригена и так далее? Эта борьба христианского мракобесия против Эпикура и Лукреция проходит через всю историю христианской философии?

— Светский кремль пробуждается к жизни с развитием торговли и промышленности, с разложением феодальной организации.

— Почему возникновение и развитие буржуазного способа производства создает необходимые условия для поворота к естественным наукам?

— Сначала нужно было развить «свежие» общественные условия, чтобы началась оппозиция к теологии и средневековой схоластике, робкая борьба против догматов церкви. Несмотря, что спорили реалисты и номиналисты о природе понятий, начало оппозиции было положено. Реалисты, опираясь на учение Платона, учили, что найти понятия реально, суть особые метафизические сущности и что они предшествуют эмпирическим вещам.

Корреспонденты брали за первоначальное, исходное – понятие, так как учение реалистов гармонировало с учением отцов церкви. В тот же самый момент номиналисты утверждали, что понятие суть только названия или имена, обозначающие ту или иную группу вещей, что только индивидуальные вещи существуют реально. Номиналист Дунс Скот, родившийся в 1274 году и умерший в 1308-м, отвел теологии область сверхъестественного, но он считал, что философия способна к познанию истины с помощью человеческого разума, хотя «не все пока понятно для меня».

«Здесь есть материя, — размышлял он, — и встает вопрос о ее способности думать. Чтобы сделать возможным такое чудо, кандидаты взывают к божьему всемогуществу, то есть, другими словами, самое теологию заставляют проповедовать материализм. Он робко восстанавливается в борьбе номиналистов с реалистами на общей почве средневековой схоластики».

Далее Маркс и Энгельс написали, что номинализм «является первым выражением материализма, и еще в средневековой схоластике игравший большую роль вопрос о том, предшествует ли дух природе или природа духу, перерос назло церкви в резкий вид вопроса о том, создан ли мир богом, или он существует от века. Если в средние века атомизм был попран схоластикой, то сейчас он восстановлен по линии возрождения материализма».

Уже в XII веке Вильгельм Конхезий, закончив со средневековым реализмом, «выбрал лагерь» точки зрения атомистической теории. Абеляр Батский в том же столетии является последователем демокритовского атомизма, уточняя, однако, что все же желательно придерживаться теологических учений о независимости бессмертной души от тела.

Из условий развития естественных наук возрождалась материалистическая философия.

Гуськом в 13-14 веках появляются математик, географ и химик Рожер Бэкон, физик и логик Иоанн Буридан, астролог Альберт Саксонский, а Николай Орезм, занимаясь механикой, дает некоторые зачатки геометрической геометрии: «Компромиссом! Двигаться для святого! Дистанция 14 века. А пока для возрождения материализма нужно приготовить почву для роста и развития производительных сил и классовой борьбы против феодалов и цеховых стеснений!» Это началось после открытия новых морских путей и рынков.  

Из многих открытий выделяется Колумбом в 1492 году Америки, в 1497-м достижение Васко де-Гамой Индии, а Бальбоа Тихого океана в 1513-м, и, наконец, в 1519 году Магеллан совершает первое кругосветное путешествие.

Выехав из Севильи 10 августа 1519 года, Магеллан возвратился обратно к 7 сентября 1522-го, за 3 года пересек всю землю и тем самым практически доказав шарообразность планеты.

В 1519 году Кортец завоевывает Мексику, а Пизарро покоряет Перу. «Чтобы развить промышленность и технику», — предсказывали «точники» расцвет своих наук, в частности астрономии…

«Какие еще геоцентрические системы?» — яро противился Николай Коперник до 1543 года, когда он умер, едва ему перевалило за 60, и обосновал новое, гелиоцентрическое, мировоззрение:

— Будем менять знания. Задача Галилея: СПАСТИ ЖИЗНЬ.

Галилей, между прочим, не только продолжатель взглядов «менятеля знаний», он «спаситель математики», дает уже обоснование закона тяготения и инерции, открывает целый ряд новых планет и изучает солнечные пятна. А если так, то никто не мешает знаменитому астроному Кеплеру дать «обоснование строения вселенной, являющейся идеальной сферой» в выпущенной в 1609 году книге «Новая астрономия, или небесная физика»: «Мы продолжаем дело Везалия, изучавшего анатомию человека, немецкого врача Андрея, который подготовил почву для теории кровообращения, которое открывает Гарней».

Открытие Гарвея почти разрушило идею о душе как самостоятельной субстанции, нанесло серьезный удар анимизму. «Настоящую жестокость проявляет Василий Валентин со своими разработками научной химии».

«Будем основывать, — призывал гистолог Мальинги в 17 веке, — как Георг Бауэр минералогию. В книге Гуго Гроция «О праве войны и мира» меняется террористическая теологическая теория учением о естественном праве, о возникновении общества, а затем и государства, путем общественного договора… Страшно утопически выступают со своими романами Томас Мор и Кампанелла…»  

Иоанн Гуттенберг дал жизнь книгопечатанию и в высшей степени расширил возможность для распространения науки и литературы.

Новая, прогрессивная тогда милиция буржуазии развивала науки, что привело к возрождению материалистической философии. Бернардий Телезий (1508--1588), являясь ярым противником Аристотеля в своем главном произведении "О природе вещей сообразно незыблемым началам" исходит в объяснении природы не из веры, а из физических начал. Конечно, учение о познании из чистого разума Телезий считал бессмыслицей, и противопоставлял ему учение о познании, покоящемся на чувственном опыте, и пытался установить связь между ощущением как познанием отдельной вещи и мышлением как познанием целого. Однако, один тезис Телезия о том, что душа материальна кроме сверхчувственной ее части, а вся природа одушевлена, говорит о том, что его учение еще полно теологической непоследовательности, что оно компромиссно: «Простите за смелость ГЛУБОКОГО мыслителя Джордано Бруно, который обратил большое внимание на материалистическое учение Лукреция».

Бруно с большой любовью цитирует Лукреция и в своей философской поэзии или поэтической философии часто подражает ему. Бруно желает говорить о познании природы, а не решать и обсуждать теологические вопросы.

На почве системы Коперника Бруно получает обоснование в учении Лукреция о бесконечности миров и их образовании. Бруно яро критикуется Аристотель и Птолемей с их геоцентрической системой, и последователь гелиоцентрического мировоззрения Коперника, развивая идею последнего идет дальше его. Как известно, Бруно в своей астрономической системе придерживается мнения о существовании границ мира в виде твердых сфер, прикрепленных к планетам. В противоположность этому мнению Бруно Аристотель выдвигал теорию о беспредельности мира, о бесконечном множестве миров. Вслед за Коперником Бруно не считал землю центром вселенной и считал человека не случайным явлением, а порождением закономерного процесса развития материального мира. Мысленно притягивает и учение Бруно о совпадении противоположностей.

Ссылаясь на Гераклита, говорившего, что мир полон противоречий, Бруно считает, что результатом противоречий стала гармония мира. За учением Бруно о совпадении противоположностей кроется момент диалектики. Когда раздраженный Бруно учит о развитии, здесь выступает другой момент диалектики.