"Война и мир" эпохи СССР. Как утверждались главные роли
Подготовительный период грандиозного фильма «Война и мир» начался 30 марта 1962 года. Была утверждена смета: 795 тысяч рублей на актерские пробы, постройку декораций и т. д. плюс 600 тысяч на приобретение необходимого в этот период инвентаря.
Остаток весны и все лето в павильонах «Мосфильма» шли интенсивные актерские пробы.
Из воспоминаний Людмилы Савельевой:
«Приехали мы на «Мосфильм». Это было ужасно: по лестнице спускался огромный, как мне тогда показалось, Бондарчук, а внизу стояла я — серая мышка, худенькая, русая, совершенно непохожая на Наташу. В его взгляде я прочитала: «Боже мой! Что же я буду с ней делать...» Настроение у меня, конечно, испортилось. Дал он мне почитать сцену разговора маленькой Наташи с Борисом. Читаю и чувствую, что не нравлюсь, что совсем это не то. Застеснялась, язык отяжелел. Попросила перенести пробы на следующий день.
Открыла вечером текст и растерялась: что же мне со всем этим делать? А потом меня такое зло разобрало: неужели я совсем бездарная? Выучила текст. Пришла на следующий день, и... вот чудо! Когда на меня надели платье, темный парик (я ведь тогда была совсем светленькая), когда зажглись юпитеры и вся площадка осветилась, я совершенно забыла, где там камера, где там что... выскочила на какой-то помост и сыграла эту сценку.
Слышу голос Сергея Федоровича:
— Вы знаете, а в вас что-то есть от Наташи Ростовой.
И начались очень серьезные кинопробы. А на последней пробе было очень тяжело и еще стыдно. Это сцена, когда князь Андрей говорит Наташе: «Я прошу вас через год сделать мое счастие», — а мне в ответ надо было заплакать. И перед пробой я только о том и думала: как же, как же я буду плакать? Тем более что на этой пробе мне помогал Иннокентий Смоктуновский — он в костюме Болконского стоял спиной к камере и просто мне подыгрывал. И вот я начинаю монолог: «Целый год! Нет, это ужасно, ужасно! Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно». Чувствую, у меня все перегорело, ни единой слезы из себя не выдавлю. Смотрю на Иннокентия Михайловича и вижу, что из его глаз катятся крупные, крупные слезы. И когда я увидела слезы Смоктуновского (!), то, конечно, тут же зарыдала. А ведь он даже не вошел в кадр, лишь встал перед камерой и помог мне. Вот какое тогда было актерское братство!
Закончился период моих кинопроб. Я вернулась в Ленинград, а вскоре пришла телеграмма: «Поздравляем нашу Наташу».
Очень долго Сергей Бондарчук не мог найти актера на роль Андрея Болконского. В сентябре 1962 года уже начались съемки, а поиски князя Андрея ещё продолжались.
Вот что пишет о кандидатах на эту роль Сергей Бондарчук: «Я пробовал и старшего Соломина, и Эдуарда Марцевича. Хотел утвердить на эту роль Олега Стриженова, но он по причинам чисто личного характера отказался. Тогда остановил свой выбор на Иннокентии Смоктуновском, который в это же самое время получил приглашение от Григория Михайловичи Козинцева на роль Гамлета... Я предложил Смоктуновскому самому решить, кого он хочет играть — Гамлета или Андрея. Он выбрал роль Андрея. Я понимал, что стоило мне сказать «да», и Смоктуновский снимался бы в нашем фильме. Козинцев же должен был бы отложить свою работу или искать замену. Но у меня всегда было и остается огромное уважение к Козинцеву как к художнику и человеку. И это все решило... В конце концов остановились на кандидатуре Вячеслава Тихонова».
Из воспоминаний Вячеслава Тихонова:
«Я узнал, что Бондарчук приступает к экранизации «Войны и мира», и поразился размаху его энергии, поразился его творческой смелости, ведь это безумно сложная и невероятно ответственная работа — экранизировать роман, любимый многими поколениями. Мое поколение и я лично — не исключение. «Войну и мир» я читал не один раз, и больше всех героев романа мне нравился Андрей Болконский. Однажды мы с Сергеем случайно встретились на «Мосфильме», как водится, спросили друг у друга: как жизнь, как дела? Но потом я все-таки не удержался:
— Сергей, а каким ты видишь Андрея Болконского?
Придумал вот такую туманную фразу, чтобы не навязывать свою кандидатуру, не просить эту роль, не ставить его и себя в неловкое положение. Но Сергей человек очень глубокий, настоящий психолог, понимает с полуслова, и даже чувствует подтекст, вложенный в эти слова... Он сказал мне мягко:
— Ну что ты... Андрей Болконский — совсем другой.
Пожали мы друг другу руки, и каждый пошел в свою сторону. Я понял, что моя мечта сыграть Болконского так и останется мечтой. В это время режиссер Самсон Самсонов пригласил меня на роль матроса Алексея в фильме «Оптимистическая трагедия», и я уехал на съемки. Но теплилась маленькая надежда, что, может, и мне удастся поучаствовать в этой картине; пусть не Андрея, может, другую, хоть роль поменьше сыграю, потому что очень и очень любил роман Льва Николаевича Толстого. И вот на Черное море до меня долетает весть, что на роль Андрея Болконского приглашен Иннокентий Смоктуновский. А Иннокентий просил у Бондарчука роль Пьера. Какой между Бондарчуком и Смоктуновским произошел разговор, не знаю, но закончилось тем, что Иннокентий уехал в Ленинград играть Гамлета. А роль Болконского осталась вакантной.
...И тогда в группу «Оптимистической трагедии» пришла на мое имя телеграмма, в которой мне предлагалось приехать в Москву и принять участие в пробах на роль Андрея Болконского. Пьера на моей пробе Бондарчук сыграл сам. Стояли мы с ним в гриме и костюмах друг против друга, и я, играя свои монологи, глядя ему в глаза, думал еще и о том, что князь Андрей очень любит Пьера Безухова, и, хоть он старше, но к мнению этого замечательного молодого человека прислушивается, ценит его.
После кинопроб я уехал в Одессу, куда переместилась группа «Оптимистической трагедии». Исполнителей центральных ролей в «Войне и мире» утверждали в Министерстве культуры, ждать вердикта высокого чиновничества я не мог — Алексея надо было доиграть. Вскоре в Одессу пришла телеграмма: «Поздравляем утверждением».
Свежие комментарии