Официальный курс на внедрение людям духовности - реализуется

Великий художественно-изобразительный век. Сын неизвестно кого и непонятно откуда Рублев (Андрей) пишет (один) знаменитую Троицу, которая стала зеркалом отражения целой эпохи (православной, духовной, нравственной). Он завершил 450-летнюю эру постижения христианства, перенимания чужих догм, времени западного осмысления. Иконописцы брали образцы в Византии и писали иконы по ним, пока не появилось собственное духовное зрение, свое видение христианства и Бога. А после этого, повинуясь волшебной кисти, появились 3 этих прекрасных ангела, не похожие на прежних и такие близкие нашему сердцу. Глядя на них, понимаешь, что Рублев создал больше, чем национальную иконопись, он родил новое богопонимание, самобытное чувствование, православную Россию.

Делаем пробел в веках и вот, новое полотно. Брюллов долгие годы крутился-вертелся около какой-то работы, не давая взглянуть на нее никому, и, наконец-то, вынес "на мир Божий" свое чудное творение "Последний день Помпеи". В течении предыдущих 13 десятилетий русское общество учится, приобщается к западному творчеству и искусству. Автор реформ "возрождения" Елизавета говорила художникам: "И, живописцы, взращивайтесь на иноземных понятиях, на иноземных идеалах, на иноземных чувствах прекрасного... и появится средь вас гений".

А вот уже другая картина - репинский "Крестный ход". По пыльному унылому большаку бредут 15 человек с религиозными песнями, руганью, божбой, пьяными выкриками, спесью и искренним умилением (так описывал сам Репин). А сколько других лиц, сколько образов, сколько настроений. Глядя на эту многоликую толпу, так и представляешь себе идущую 05.03.1861 г. лапотную, разную Россию, разбуженную реформой ("Освобождение крестьян"). Вот она сдвинулась, тронулась, а затем и хлынула широким мутным потоком. Страшно за народ, но он все же радостен. А ведь эта дорога куда-то да приведет.

А время ускоряет свой ход - всего 20 лет - и полная смена декораций.

В прошлом целое поколение, которое изговорилось, изфолософствовалось, исписалось до полного истощения, полного изнеможения, до крайней апатии. У этого поколения нет кумиров, оно разбито на мелкие враждующие группы, оно не видит ничего достойного в прошлом и с затаенным страхом всматривается в будущее. Им боязно узнать его.

А вот еще одно полотно - "1918 год в Петрограде" Петрова-Водкина. На нем был младенец, прижатый к груди юной матерью с тонкими, как у Мадонны, чертами лица. За ней современники - темные, угрюмые, охваченные тревогой, город, стоящий "на нервах". Русская жизнь перекосилась, как склонились в сторону стены домов. Мир рушится, но его удерживает только вот эта хрупкая женщина с ребенком.