10-летняя война на Дунае. Продолжение...

В действительности наступление русской армии развивалось гораздо успешнее. Турки оказались буквально запертыми среди своих опорных пунктов. «Все пропало, — опускали руки после попыток вернуть сообщения между крепостями. — Связь…» Попытки рущукского сераскира Асмана-Бея прорваться к Шумле завершились потерями убитыми до восьмисот человек и возвращением в крепость.

Вскоре уже линия Константинопольской дороги была запружена войсками Асмана-Бея. И опять было все плохо у него. Охрана полегла вся. Она твердо дала понять Румянцеву, чем все закончится.

Турецкая армия оказалась в расставленных силках, и чтобы ее выручить, нужно было собрать около 100 тысяч новых войск. А столько войск впереди султан сейчас держать не мог. Ему нужно было держать армию лавируя, защищая еще и архипелаг, где действовал русский флот.

В Шумле больше всех рвался оказаться командир ударного корпуса Каменский. Взглянув в начало кампании, где его самого нужно было подталкивать, можно удивиться такому преобразованию.

Он хотел доказать всем, что его машина действенна и без участия Суворова. Генерал-полковник был без него вот уже больше недели. Вскоре после сражения при Козлуджи знаменитый генерал заболел лихорадкой да выпросил отпуск для лечения. Румянцев удовлетворил в его просьбе, хотя и понимал, что ссылка на болезнь была лишь предлогом, что истинной причиной являлась ссора с Каменским. 2 военачальника видные, а вот ведь не сработались. Каменский обидел боевого товарища тем, что пытался приписать себе главную заслугу в победе над турками, одержанной при наступлении на визирскую армию. «На Шумлу не нападать, но не выпускать неприятеля оттуда, дабы не ослаблять наших операций за Дунаем! — рекомендовал Румянцев. — О единоличном вашем овладении Шумлы я допускаю!» Мог? Москва не сразу строилась. И еще одно: сейчас ему нужен был не пленный визирь, а как лицо, способное подписать документ о мире на условиях, ему продиктованных. А в том, что визирь вынужден будет это сделать, Румянцев не сомневался. А иным путем спастись туркам не оставляла шансов русская армия.

Правда, попав силки, визирь продолжал торговаться. Он еще не склонялся к условиям мира, предложенным Россией.

— Вы не дадите перемирие и устроите новый мирный конгресс? — выжидательно просил он. — Неужто на мои письма так уже дышит безысходность?

— А вместе с перемирием и открытием мирного конгресса, — напомнил визирю генерал-фельдмаршал, — вы писали, что готовы прислать для переговоров в Журжу своих представителей!

— Товарищ мой, — напомнил и визирь его предупреждение, — но вы сказали, чтобы я не присылал уполномоченных своих в Журжу, а вошел бы в сношения с генералом Каменским. Я уже писал вам, касаемо главного. О конгрессе, а еще менее о перемирии, вы не могли и не хотели слушать.

Его сиятельство знал, что Румянцев примет его уполномоченных только для окончательного подписания мира, а не для споров о важнейших пунктах документа, вокруг которых и без того было сломано немало копий. И пока эти главнейшие пункты не будут утверждены, действия курков тоже не прекратятся.  Подъехал князь Репнин, и Румянцев отправил с ответом визиря. Тот получил задание изучить материалы Фокшанского и Бухарестского конгрессов.

Налицо предстоял мир с турками, который придется подписывать ему. Взбешенный господин Обресков на это «кресло» уже не годился. А взбесился Обресков из-за того, что все его попытки добраться сюда из Фокшан закончились ничем, а переговоры могли начаться не сегодня-завтра. Он думал, что визирь будет теперь вести себя примерно и не настаивать на конгрессе. Генерал-полковник попался. Сейчас главнокомандующий не ошибался в своих расчетах. Спустя 2 дня он получил от Каменского срочное донесение об отправке к нему визирем двух его уполномоченных со свитой из ста человек. Румянцев обрадовался — очень хорошо.

Я встречу их в Кучук-Кайнарджи. Он отобрал из корпуса Репнина 2 корпусных полка, пять эскадронов кавалерии и с этим войском направился в селение, прославившееся неслыханной победой русских войск над превосходящим противником:

«Место! Селение Кучук-Кайнарджи находится на дороге Силистрия–Шумла, по которой продолжает подходить подкрепление в войска, осаждавшие главную ставку визиря». Пусть турки потом испугают визиря, пересказав, какая угроза нависает над его лагерем: Самсонов, принимавший уполномеченных, не сразу ввел их в лагерь Румянцева, заставив постоять на дороге. Их заставили более часа простоять у входа в селение Анатолия, затем повели пешком по дороге, где войска делали вид приготовления к походу на Шумлу, и только потом подвели к большому глинобитному дому, увитому виноградником. Это был конец их пути к ожидавшему фельдмаршалу.

В комнату, куда их привели, находились Румянцев и еще несколько его генералов. Самсонов им представил всех. Румянцев, брат супруги великого князя Павла Дармштадтский, князь Репнин, дежурный генерал Репнин, генерал-квартирмейстер Муромцев. После обычных в таких случаях церемоний главный турецкий уполномоченный адмирал Ресми-Ахмет вручил Румянцеву письмо от визиря и заговорил о немедленной необходимости начать переговоры. Румянцев пристально посмотрел на него и, ничего не ответив, дал понять переводчику, что ему надо устно передать, что говорится в визирском письме. Румянцев услышал общие слова о желательности скорейшего мира. Адмирал просил всевышнего облегчить эти переговоры о мире  которого так скромно добивался визирь, благодаривший графа, что он согласился на встречу, что он так незаметно умеет отличать сложные вопросы от простых, как отличает его от своих людей скромность и вместе с тем храбрость, а также ум и проницательность.

Выслушав перевод письма, Румянцев вновь услышал просьбы уполномоченных о начале переговоров. Потеряв желание о чем-то говорить, Румянцев медлил. Наконец переводчик Шенин передал его слова.

Его почтение к визирю было велико, но это мало кто видел. Однако в сей он считал невозможным остановить движение войск к Шумле и находил открытие переговоров невозможным. Впрочем после некоторой паузы он добавил, что готов пойти на переговоры, но только если они будут местные, если они приведут к подписанию мирного трактат не менее, чем через 5 дней…

Уполномоченные посопротивлялись еще минуту, но в итоге согласились с условиями фельдмаршала. Командующий в благодарность исключил из срока сегодняшний день. Тем более данная территория будет местом переговоров с завтрашнего дня. А может и не здесь они будут проводиться, а где и когда, – о том их известят. С нашей стороны в переговорах он выдвинул генерала Репнина. Как пилоты красиво наклоняют носы своих самолетов в знак приветствия, так же изящно склонил свое тело Репнин. Муромцев широко перекрестился, игнорируя веру турок, которых сразу повезли в отведенные им квартиры. Камуфлированные действия «верующих» в радости об окончании войны. Румянцев, облачившись строгим командиром, приказал заготовить 2 ордера.    

 

Кризисы первым охватили Каменского…

Сообщите о переговорах да строго предупредите, чтобы не лез в пекло. На данный момент нам потеря одного человека становилась дороже ста убитых турок.

— Как Москва у нас будет Глебов. Сим уведомите его, что по обстоятельствам мирной негоциации я с малым отрядом остаюсь вблизи места мирных переговоров, нас же пусть заменяет он.

Гуренко озадачивал:

— Не понимаю, как вы будете, пока идут переговоры, держать противника в стесненном, запертом положении, но укреплений противника не атаковать?! Но как же предельно был сконцентрирован Румянцев, когда говорил это вам указание быстро, отрывисто!

— Кто удивлен? — пробормотал Репнин.

Гуренко весь во власти главной своей мысли.

— Не-е, — протянул Репнин, — сейчас ни слова лишнего не скажет.

Но вот распоряжения отданы, генерал Муромцев ушел писать с генерал-квартирмейстером ордера, строгие глаза фельдмаршала как бы оттаяли, печать напряжения спала с лица, и Румянцев дружески кивнул Репнину. Кажется, его функция была выполнена, теперь слово за князем. Командующий сказал, что возит с собой две бутылки шампанского. Он предложил выпить их по этому случаю. У Румянцева же было мнение поберечь их до более подходящей ситуации. Она далека.