10-летняя война за Дунаем. Продолжение…

«…Теперь дело уже не в том, чтобы сохранить целостность Польши, а в том, чтобы это отделение не нарушало политического равновесия между Австрией и Пруссией, что чрезвычайно важно для меня и даже для самой России. Я не вижу другого выхода, как объявить на основании имеющихся у меня в архивах документов о древних правах на свои притязания на некоторые польские провинции, ведь и Австрия сделала то же самое, чтобы сохранить это равновесие, с тем, чтобы оставить их, если и австрийцы сделают то же самое, или закрепить их за собою в случае, если они продолжат настаивать на своих правах! Разве нужно мне вам объяснять, что из всех земель, которые могут мне достаться, наиболее полезными были бы для меня пограничные с Пруссией, Новой Малхией, Силезией или Померанией? Что теряться?

Так как Австрия присоединила к себе часть Польши, мы также с Россией можем воспользоваться этим обстоятельством, и подражая Венскому двору, имеем право приобрести вышеназванные территории и получить от всего выгоду…»

Ему казалось, что Россия, прочтя пункт о вознаграждении за военные издержки, на что имела полное право, в любом случае останется довольна. Он не понимал, почему бы ей не вознаградить себя за счет присоединения приграничных земель этой республики, ведь эта война началась исключительно из-за дел Польши.

«Что касается до меня, то для поддержания равновесия с Австрией, почему я не могу так же, как и она, приобрести», — часть Польши.

Хотя его армия и не участвовала в этой войне, он все равно рассчитывал на компенсацию за «субсидии» и другие жертвы и затраты.

Этим человеком был Фридрих II, а выдержки выше были из его писем своему послу в Петербурге графу Сольмсу 10 и 19 февраля 1771 года.

Императрица забавлялась в кабинете собачками, но то приятное времяпрепровождение прервал вошедший для доклада граф Никита Панин.

Разваливается Никита Иванович. Российская и по сути польская царица обрадованно указала ему на своих умниц. Она села за работу, а они вцепились ей в подол, после чего начали стаскивать с «положенного» места, желая, чтобы та с ними поиграла.

Все маршалы всегда шумно восхищались: ах, мол, какие прелестные создания. Екатерина пересела за материалы, погрозив пальцем собачкам, чтобы те вели себя тихо. Обратилась с вопросом об интересных новостях. Он получил письмо с вензелем и с подписью графа Сольмса. Было любопытно узнать о мыслях, которые не держит при себе этот посол! «Скоропостижно давят» изменить планы.

Сейчас ее величеству лучше было послушать прочтенные им выдержки из письма. Интересно, что там координируют уже эти немцы с австрийцами?.. В 1770 году его величество находился в Нейштадте вместе с австрийским императором, но тогда Венский двор хорошо был расположен к России.

Тогда Порты имела кредиты своего могущества перед Австрией. Но нынешняя война не слишком хорошо складывается для Турции, отчего у Австрии осталось лишь презрение к ней, так как не видит в Константинополе уже опасного соседа, а, напротив, испытывает зависть к России, так что его величество считает невозможным согласие Вены на отторжение от Порты Валахии и Молдавии. А Екатерина со смехом заметила, что посланник наводит тень на плетень.

Весь без остатка Панин углубился в письмо.

Все это его величество заключает из объяснений, который ему дал президент Вены, а потому Россия за военные издержки могла бы взять часть польской территории на свой выбор и, может быть, потребовать от Турции увеличения контрибуции.

Кажется, в их планах нет места для нашего мнения. А Екатерина открыла табакерку, поднесла к носу щепотку табака, чихнула и виновато посмотрела на своего министра.

Когда компартии во внимании, нужно продолжать «толкать» речи, будь они свои или чужие. А из этих речей следовало, что в Австрии забыли о Турции и теперь там больше боятся России. А прусский король, напротив того, предлагает увеличение русских владений, приближая их к своим границам?

Его величество даже ручался России, если она пожелает вознаградить себя за счет Польши, что это приобретение произойдет без пролития крови. Шесть секунд прошло перед «это все». В заключение посол писал, что все данные говорят о том, что России лучше связаться с Австрией для начала мирных переговоров с Турцией, отказаться от занятий дунайских княжеств и согласиться с предложением Пруссии об обоюдных приобретениях в Польше. Посол уверял, что никто при Венском дворе не будет этому препятствовать. Эти сведения заставили Екатерину задуматься. Панин подождал немного и заговорил снова. Из Берлина сообщали об участившихся встречах австрийского посланника с прусскими министрами, а недавно у посланника было даже совещание с самим королем.

Не исключено, что предметом их совещания было разделение Польши. Заместитель императора Австрии в Берлине и король Пруссии заставили выйти из задумчивости Екатерину. Панин боялся, что Австрия и Пруссия нашли общий язык. Он был убежден, что через какое-то время Польша все равно будет разделена.

Нас загоняют в угол, это будет убийство, если они начнут искать другой выход. Но международный суд может обвинить за это «самоуправство», которое ничем не оправдаешь. КГБ Австрии ссылался на закон, на какие-то свои права. А Панин ничего сказать не сможет.

Ответственный за международные дела оживился, так как у нас было даже больше прав, чем у Австрии. По Московскому договору 1686 года не все было окончательно определено в деле рубежей Польши и России ввиду срочности заключения мира.

21 пункт договора остался незаконченным, а там говорилось о закреплении за Польшей пространства по правому берегу Днепра, издревле принадлежавшему России. Чтобы больше никто ни в кого не стрелял, по данному вопросу в Московском договоре было сказано, что данная граница закреплена до тех пор, пока не возникнет новое разграничение по обоюдному согласию России и Польши. Прежде чем ответить, Романова думала на этот раз не меньше минуты. В конце концов она дала свой ответ.

Нужно, чтобы последовала пауза, так как с этим нельзя спешить. «Найдем, что сказать», — ответил граф, намекая на Сольмса.

Да напишет ему, что мы не можем принять какого-либо решения, пока не уясним отношения Австрии к этому вопросу! А пока куда-то подальше негромко отправила его одна из собачек, которой, видимо, надоело сидеть смирно.

Но получившие сигнал ее подруги решили не стесняться в озорстве и запрыгали у ног своей хозяйки, приглашая ее к игре. Про неурожаи Панин решил отчитаться в следующий раз.  У канцелярии главной квартиры армии, пустовавшей всю зиму, с наступлением теплых весенних дней появился статус кают-компании. Есть тема – сюда. Сегодня кремлевская атмосфера возникла благодаря возвращению из отпуска генерал-квартирмейстера Боура и генерал-майора Кречетникова.

Думалось, что людям необходимо обо всем рассказать, раз они побывали дома.

Однако дежурный генерал Ступишин сразу завладел отпускниками. Точнее, не он пожелал побеседовать с ними, а они с ним. Боур и Кречетников отсутствовали более четырех месяцев и желали знать все, что изменилось за время их отсутствия. На них отлучка из «второго, а может быть и первого дома» подействовала крепко, как они сами говорили, «хотелось вернуться назад уже через неделю (!), и даже домашние заботы, не говоря уж о развлечениях, не утолили сию скуку». А тут еще и май, исходя зеленью, порадовал и манил на двор.

В прошлом году в эту пору армия уже маршировала на турок, но сейчас задержалась с выходом.

Со всем ознакомившись, начали проклинать позднюю весну. До ее прихода несколько месяцев кряду творилось что-то непонятное, все было совсем иначе, чем то, к чему привык русский человек. Денег дороже.

Ступишин говорил: «Деньги закончились. Главное – изголодались. И это еще не все».

«Конечно, — добавил фельдшер, — с холодами пришла лихорадка. Но не простая, а какая-то заразительная. Словом, Олиц скончался. А сколько низших чинов на погост унесли, про то мне даже говорить не хочется».

«Брежнев, — выдохнул Ступишин. — Конечно, дождался настоящего тепла, солнца, но по сути пока мертв».

Решили попасти.

Через какое-то время выступать в поход, а там уже кони сами найдут себе корм.

Разразился спор.

Кречетников, не видя публикацию о начале движения, решил, что похода в ближайшее время не будет.

Ступишин отвечал, что, может быть, проект уже готов, просто его по каким-то причинам не предоставили. Пожалуй, все командующие этого сейчас не могли сказать. Ознакомить решено было тогда, когда будет ясно, в каком месте будут скапливаться турки. Кто пока не действует разрозненными отрядами?

Эх, как же все это разнится с планом военного совета при императрице, согласно которому первой армии надлежит отстоять отвоеванные у врага земли и прикрыть вторую армию, которой поручено завоевать Крым, да еще и борьба с польскими конфедератами!

Брежнев недоумевал, как могут некоторые считать, что это по сути простая задача?

Ступишин докладывал, что линия обороны протянулась на более чем 640 километров, и это при условии, когда турок в 3 раза больше.

«Мне помогают крепости, — чувствовал свою силу противник при мощной флотилии на Дунае. — Если действовать скрытно, то можно держать оборону. Они на левом фланге в междуречье Ольта и Серета, на правом – от устья Прута до морского побережья».

Ступишин держался.

А потом раскрыл, что по линии обороны в определенных местах построены укрепления, в котором гарнизоны способны удержать первый натиск противника. Настолько надежна впереди гарнизонов линия наблюдательных постов и дежурных караулов, связь между которыми поддерживается казачьими разъездами. И все же то были силы старика по сравнению с основными корпусами, сосредоточенные в массе, находившиеся в полной готовности вступить в сражение, если противник решится перебраться на левый берег Дуная. Конечно, рассказывая все это, Ступишин ожидал, что его будут хвалить за проявленное усердие. Его лицо выразило, что пока Михаил Кречетников и Федор Боур отдыхали, они здесь не забывали о своих обязанностях. Кречетников вспомнил, что Брежнев пытался овладеть Брилловым, когда он уезжал.

В итоге тогда все случилось следующим «макаром». Оборудовали все как надо. В любое время фельдмаршал доводил до конца начатое дело. Не только в Браилове, но и в Журже раздался оглушительный крик покоривших крепость. Только не вся Валахия освобождена, но это дело времени, коли уже столица Бухарест покорен. «Актив» турок на этой стороне Дуная остался лишь в единственной крепости Турна. Один крепкий орешек для господ офицеров.

Генерал Потемкин вызвал только потрясение, когда пытался разгрызть сей орешек. В раздумьях об этом зашел Румянцев.

Словно реанимационная встряска было для всех появление главнокомандующего. Но офицеры, решив, что их присутствие стало лишним, потихоньку подались к выходу. Отпускники Боур и Кречетников снова удостоились внимания – на этот раз фельдмаршала.

Вернулись через положенное им для отдыха время. Впереди их ждала добрая работа. Боур, смешно цепляясь за русские слова, сказал, что они желают его сиятельству здоровья. Уже 2 года далее России никуда не выезжал, а говорить сносно по-русски так и не научился.

Кортеж генералов прошел к фельдмаршалу. В кабинете можно было посмотреть только на стол, стул и оттоманку.

Инструкция велела соблюдать простор. Ступишин лично распорядился убрать лишние стулья, чтобы посетители не заимели привычку засиживаться и тем самым отнимать у главнокомандующего драгоценное время. Неожиданно Румянцев спросил о привезенных новостях. Боур рассказал, что перед всеми событиями стоит пребывание в Петербурге и Москве брата прусского короля принца Генриха.

Зачем Гогенцоллерн приехал, точно неизвестно, но болтают всякое. Но по-разному говорят и о внутреннем положении в стране. Тому же Брежневу приходилось слышать жалобы на плохой урожай. Колонна голодных. А тут еще и чума, перенесенная из Турции в южные районы страны. Правительство принимает жесточайшие карантинные меры, однако чума оказывается сильнее и продвигается на север.

Находящийся вдали от семьи граф вспомнил о семье. Но раз не говорят о графине, значит, хоть и были в Москве, домой к ней не заезжали. На лице фельдмаршала застыло выражение мрачной сосредоточенности.