6-летняя война на Дунае. Продолжение...

Расцветают дожди во второй военной весне. Думали уже о мае, а на улицах Москвы такая слякоть, что ни проехать, ни пройти. К худу весна без солнца, без тепла! В этом убедилась графиня Екатерина Михайловна. Из-за бездорожья страна потеряла связь с подмосковными имениями, откуда приходили запасы для стола. В амбарах скоро число мышей сойдет на нет из-за голода. 

А главная кручина - дом! Деревянный, он до того обветшал, что то и гляди рухнет. 

То, что в крыше небывалый пролом, Екатерина Михайловна догадалась, когда начал сходить снег, а на потолке ее опочивальни образовалось большое темное пятно. Тогда она не стала звать ничьи имена, повздыхала горестно и решила, что все само просохнет. Но Россия безжалостна, и на местах, отмеченных темными пятнами, повисли крупные капли.

Нынешнее царствование тревожно у всех по своему, и Екатерина Михайловна все же ВЫЗВАЛА ДВОРЕЦКОГО. Ей было непонятня, как может многовековая постройка, по ее мнению, протекать. Дворецкий, служивший у Румянцевых с тех пор, как открылся этот дом, и успевший за это время стать дряхлым стариком, задрал лысую голову и долго рассматривал выступившую влагу на потолке. По его заключению прогнили гонтины. Так надо, чтобы началось ремонтирование этих самых гонтин. 

Ну да, геологоразведка произведена, теперь можно и починить. Только не лучше ли в раз решить все проблемы и построить на этом месте новый каменный дом? Разве каменные дома не лучшая защита от пожаров? Только ленивый до сих пор не видит повсеместные жертвы прошлогоднего пожара в Москве. У них нет пожара, и слава богу. Как только целехоньки остались.  

Да, чтобы крыша сегодня же была починена. Да, строго и неумолимо. Но вместе с тем, нужно починить и завалинку. 

Дворецкий знал, что будет, если не выполнить все указания.

В нужде матушки должны участвовать все. 

Кого-то там Франция беспокоит, кого-то Турция, а вот устроившуюся на диване Екатерину Михайловну заботит промокший потолок. Но старый служитель прав, вон, вся Англия каменными домами обзаводится. А мы? Но ведь никто же не даст денег на стройку? Разве она за нее заплатить в состоянии? Как заплатить за строительство нового дома, когда при нынешних расходах не удается даже концы с концами сводить? Кто возьмет в залог деревни?

Екатерина Михайловна была уверена: живи они в Глухове одной семьей за счет ранговых деревень, до такой бедности не дошли бы. Она писала мужу, писала не раз, что доход с имений не позволяет таких расходов, чтобы жить и там, и здесь, вместо этого было бы лучше, если он пошел бы на уплату долгов или строительство нового дома. Но он сразу прерывает разговор на эту тему. В уме он держит только дела воинские. 

Остановись, думушка! Вздохни, мать, вон у тебя там Николай, средний сын, 16-летний, на скрипке играет. Ибо с младшим братом Сергеем, который на год младше, он воспитывался дома.

К исполняющей скрипке арию "Князь Владимир" присоединился голос другой. Надо полагать, Николай был с братом Сергеем. Екатерина Румянцева встала и, тяжело ступая, направилась к сыновьям.

Тоже расположенная к музыке, мать с удовольствием (не мешая!) прислушалась к изучению пьесы. 

Но они будущие специалисты не только в "орфейной" профессии, как бы сама не любила музыку. Однако время чертежей планов с господином учителем еще не подошло.

Хорошо, что не политика, улыбнулась Екатерина Михайловна, присаживаясь на стул. Но сыновья стояли в прежних позах, опустив скрипки. Старшему не давала, видимо, покоя какая-то идея, судя по его "особенному чисто румянцевскому взгляду" и переминанию с ноги на ногу. Подобная манера, безусловно, вызвала Екатерину узнать, что он хочет. 

Именно сегодня матушка должна узнать обо всем. И последовала просьба выпросить у батюшки позволения выехать в армию...

Чего, чего, а этого она не ждала. Мальчишки хотели, воспользовавшись войной с турками, просавиться на полях сражений. От такого поворота разговора Екатерине Михайловне осталось только всплеснуть руками. И это еще в детском возрасте. 

С другой стороны их батюшка был еще менее старшим, когда воевал шведов. Не держа на них зла, Румянцева просто удивлялась. Им,должно быть, уже вначале хотелось показать себя в деле. Никто уже не желает оставаться дома. Екатерина Михайловна сделала вид, что ей нисколько не параллельно их предложение уйти на войну. Однако вряд ли что выйдет. Даже если слать массовые петиции батюшке, он не даст своего согласия. Батюшка хочет, чтобы мир знаний открывался этим "воякам", а для этого надо учиться.  

Новая неправда слетала с ее губ. Тем о детях в своих письмах батюшка обычно не затрагивал. Почти все тяготы воспитания легли на ее плечи. "Боже милосердный!" - схватывалась иногда за голову графиня, - "ты хоть знаешь, хорошие или плохие, умные или глупые у тебя дети?". "Поверят тебе пусть!" - отмахивался он и снова уходил "тянуть лямку". Не брал тех обязанностей даже в "сказочно-реальные" дни, когда вместе жили в Глухове. "Будьте послушны, дети!" - говорил спящим. - "Расстреливать тебя надо, потому что поставь рядом детей наших, и ты не различишь, кто из них Николай, кто Сергей, кто Михаил!". 

Действительно, ей! А сейчас, возможно, стоит поговорить с учителем. Но сделать это надо было без детей. Прровожая их взглядом, Екатерина Михайловна заметила, что именно Николай повернулся и взглядом попросил матушку не беспокоиться, так как они сделают все так, как она пожелает. "Безумие детей" улеглось, но надолго ли, неизвестно; многое зависело от разговора с учителем. 

"Кажется, социализм в нашей семье разрастается" - мысли образованной графини и матери. Бацилла взросления никого не жалеет. Пусть останется в воспоминаниях, когда все они умещались у нее на коленях. Пока вертелась с делами как белка в колесе, они и выросли. 

Мало даже времени на "любование" себя в зеркале. Немцы вот любят рисовать такие потучневшие, но сохранившие приятность лица. Слава богу, морщинки, которые немцы тоже любят "присовокупить", не очень еще заметны. 

Отблагодарив мысленно Бога за это, сударыня повернулась к двери на шум шагов. 

И снова немцы - теперь в обличие учителя. 

В обращении к учителю она назвала его профессором: хотя он не имел такого звание, на этом сейчас следовало сделать ударение. Она ввела его в курс дела относительно сыновей, а именно, что они собрались на войну. Ведя по платком по окружности стекол очков, учитель молчал: он никогда не говорил, пока его очки не водружены на свое законное место! Все в их годы грезят баталиями. Но одних этих отговорок недостаточно. 

Румянцева стала теснить их в доме. Обстановка располагала к долгой беседе, и графиня указала "профессору" на диванчик в углу кровати, чтобы тот присел.

Позднее тот прибавил к своим мыслям: "Кто не видит, что я уже ничего не могу им дать, кроме того, что уже им дал. Я становлюсь им не нужен, и им нужны другие учителя!.. Есть у меня знакомый один, Деникин его фамилия, та еще  "п т и ц а - с е к р е т а р ь" , присмотритесь к нему, Екатерина Михайловна. Но на вашем месте я бы решил так: "Моим детям нужно положение иного мира, чем то, которое они наблюдают в Москве. Нужно самым лучшим образом завершить их образование, но для этого понадобятся два-три года пребывания за границей!". 

Что за границу, так это легко сказать, но за "трали-вали" как туда уехать? Едва ли она сможет воспользоваться советом "профессора" и насобирать денег (а их нужно немало) и отправить детей за границу для "окончания образования всех ступеней". Но были кое-какие мысли. 

Не забыла Екатерина Михайловна и о крыше. Где-то она сегодня оставила свои силы; было ощущение, будто несколько часов кряду не разгибала спины. Но ведь день по сути только начался. Отдышавшись, она с тоской подумала, что силушки уходят.

Сутью всего была старость. Она напоминала о себе, во-первых, болями в пояснице, во-вторых, ломотой в костях. С этим не предполагалось что-либо уже делать. Находясь в цепких лапах смерти, остается думать только о своем сроке. 

На дворе вместе с ветром моросил дождь, мелкий, противный. Будто надо было осени воцариться.

Под навесом мужики в паре строгали доски, "обделывая" их, по-видимому, для латания крыши. Увидев барыню, они выпрямились, воспользовались дополнительным отдыхом, потом снова взялись за топоры. Все в шапках перед графиней остались. Время, меняясь, приказывало меняться и представителям мужского племени, которые когда-то были "рождены для услады богатых и почитаемо высшее сословие ими быть должно". 

Однажды, в момент откровения, учитель сказал, что Россия до тех пор останется бедной, покуда с мужики тяготы не снимут, чтобы он мог свое "хозяйство залатать изрядно" и излишки продуктов иметь. Она аж рот открыла от удивления. У них в немчуре народа в 9 раз меньше, потому, может, там вольности и имеют "отдачу". 

Учинив свое разграбление в каретной, вышел дворецкий. В матушке он души не чаял. 

К воротам как будто подъезжал экипаж. Доход у них никакой, а ведь едет же кто-то. А такая непогодь на улице. В этот час, пожалуй, может только граф прибыть. 

Дворецкий бросился открывать ворота, на ходу крикнув мужикам, чтоб отвлеклись от топоров и помогли ему. 

Но то был не граф, то приехала княгиня Елизавета Петровна, вдова покойного князя Александра Александровича Меньшикова, генерал-аншефа. А почему бы ей и не заехать, ведь, как-никак, пусть и дальняя, а все же родственница? 

Что ж, соскучилась! Хотя только грабить в такую погоду или дома сидеть. Хотя, она сейчас одна, и потому ездит к кому-нибудь, когда невмоготу бывает. Эти скуки иногда чуть ли не до петли доводят. Поэтому, пока не взламывались на крыше гнилые доски, Екатерина Михайловна повела гостью в свою комнату. А слуга принес чаю (крепкого черного) и закуску к нему...

В последнее время они вроде бы как породнились еще больше. Сын княгини, Сергей, женился на Екатерине Сергеевне, которая находилась в родстве с графиней. Поскольку это был просто ангел, то только о ней и ворковала Елизавета Петровна. А ведь Румянцевой даже отдельный номер снимали, чтоб на свадьбуприехала. Свадьба прошла при всех составляющих для возведения ее в шикарные. Куда там остальным до нее.

Графиня отвечала, что не гуляла из-за явившихся многочисленных забот, не до веселья. 

Параллельно о заботах подхватила и княгиня. Разумеется, они есть у всех.

После сказанного Елена Михайловна насторожилась, готовясь к какой-то просьбе. Оказывается, сын княгини Сергей выше четырех офицерских чинов стал. В армию собирается, но только к Петру Александровичу. Вышел из моды прежний молодой человек. Явившиеся достатки толкают их к славе и чинам. 

Князь Сергей - храбрый офицер - именно ему и проявлять себя на "сверху даденного". Создавалась "просьба" усомнившейся княгини. Как после трех литров браги без хмеля не опьянеешь, так и без протекции храбрость бесполезна. Но если бы матушка соизволила написать Петру Александровичу, все бы получилось. И Екатерина Михайловна вспыхнула, потому что обычно к ней с подобными просьбами не обращались. 

Княгиня уловила перепуганные интонации в голосе графини, говорившей, что ей совестно обращаться к мужу с такими просьбами. Посмотрела на гостью испуганным взглядом беженцев и попросила "не быть об этом", закрыть эту тему разговора. 

Родственники охотно поняли друг друга и продолжили "чаевничать". Правительство большое - найдет себе княгиня протекцию. Те, кто помнили ее мужа, пока что в помощи ни разу не отказывали. 

Ее муж был представлен к чину генерал-поручика в Семилетней войне, в которой участвовал некоторое время. Если при Петре III он занялся "мирскими делами", то сразу после переворота в 1762 году помчался в Москву, где известил всех о случившемся и привел к присяге... законной императрице. В ответ Екатерина II решила, что, дескать, пусть он будет теперь генерал-аншефом. Наверное, за таким фавором он пошел бы в чинах и дальше, но тяжкая болезнь приковала его к постели, и через 2 года он умер. Впрочем, оправившуюся от смущения Екатерину Михайловну интересовали дела нынешние. Только и судачат, что вольность крестьянам хотят дать. Княгиня в это не верила, называла "пустыми сплетнями". Государыня милостива к дворянам, и они не пойдут по миру. Мужику на роду написано работать - вот пусть и работает. Говорят, будто есть дворяне, которые сами настаивают на вольностях мужикам. Поезда забав это. Просто никаких запретов о сих разговорах нет, вот и пошла мода такая. Кого только она не захватила. Днями рассуждают, что мужик вороват и ленив, но чтобы отучить его, надо ему собственное дело дать, тогда он и будет трудиться и прибыль государству приносить. Сват княгини был из таких, а у самого очень много крепостных душ. Она и предложила отпустить людей, раз такой добрый. Поэтому вот и молчит теперь. Это теперь вот "мода такая, матушка".

Но Екатерина Михайловна все равно беспокоилась: дыма без огня  н е т у,  да и мужики вон как нынче непочтительно себя ведут. А княгиня с огромным трудом допила свой чай (любила его жутко, пила много до неприятия, но никогда не оставляла ни капли) и начала прощаться. Все начали прощаться с матушкой. Которая решила съездить в гости к графу Салтыкову. Кто поможет, если не он?

Они все же были обижены друг на друга. Это потом, когда придут большевики, князья с горечью будут вспоминать об этих глупых обидах на своих родственников. Но слишком заносились тогда некоторые, кичась своим протекторатом. 

Потому и интересно было толковать матушкам о таких личностях, как Петр Александрович. Это был человек "не от мира", для которого и слово гофмаршала было ничто. Если не кого-то из более "высокого полета" людей из самой знати. Нам, мол, Петр Александрович благоволить не будет. Нам, но не тебе. Но нам придется обойтись без тебя. Нам с графом Салтыковым. Хоть и графу Петр Александрович может отказать...

Вступление княгини в какрету, казалось, спровоцировало усиление дождя. Это навеяло грусть на Екатерину Михайловну, стоявшую на крыльце и смотревшую, как вода заливает след, оставленный колесами экипажа. Она и сама не знала почему, но к глазам подступили слезы. Теперь нехорошо было у нее на душе. 

"Главным крыша того, - доложил дворецкий, - мы, матушка, залатали!" - и добавил: "Мелкие даже прорывы не должны "худиться" больше, мы все заделали "новкой"... Но лучше копить деньги на новый дом или переделывать этот. Дождь уже не мелкий, возвращайтесь к себе... вас там учитель ждет - в коридоре". 

Нет, это графиня его ждала встретить! Она приняла решение и хотела об этом сказать. Ведь учитель ждал (она знала это) ее ответа на его мысли. Господин профессор был прав, что детям недостаточно самодеятельное обучение и образование. А для выполнения этой "задачи икс" необходимо ехать за границу. НАМ НУЖНО РЕШАТЬСЯ. 

Румянцева решила окончательно и бесповоротно: "Хлебная проблема - временная проблема... Это, дом, все прочее мне ни к чему. Теперь моя гильотина - дети", их образование, выбор ими доброго пути. 

13 апреля помещик Александр Сумароков ответил на конкурсную задачу императорского Вольного экономического общества:

Задача ради решения гласит, полезно ли для общества иметь крестьянину в собственность единственно пожитки или в присовокупление добавить еще и земли, до полного разъяснения решаема быть не может, подобно тому, как если быспросить, полезно ли дворянину знать русский язык,где тут стоит добавить российскому дворянину, ибо английскому знать русскуюграмотность вовсе не обязательно,так и тут следует уточнить, свободному ли крестьянину или крепостному, благоугодно ли будет сие всему нашему обществу. Ал. Сумароков (Петрович)..." К этому добавлялось:

"1. Потребна ли канарейке, смягчающей черты моего лица, свобода или клетка; потребна ли стерегущей мой дом (у Сумарокова было несколько домов) собаке цепь и такоже конура.

2. Домовые обязанности гнетут и канарейку, и собаку (П1).

3. Однако канарейка улетит, а собака будет грызть людей, как и что-то для крестьянского, а другое ради дворянского лица, и надо решить, что будет благостнее для общества, и если свобода крестьянина лучше закрепления,  т о  с т о и т  о б ъ я в и т ь  з а д а ч у  о б ъ я в л е н н у ю.

4. На сие ответят все общества лица, что из всех худ лучшее не имети крестьянам земли, да и должны ли дворяне давать крестьянам земли купленные, жалованные, наследственные и прочие, если не хочет, и встает еще вопрос о том, может ли в России крестьянин управлять землей, когда это право дворян. 

5. Что же дворянин будет тогда, когда эти мужики и земля будут не ево (отдадут крестьянам), ведь ему тогда ничего не останется..." И вождь заканчивает свое знаменитое послание царице Екатерине знаменитым пунктом 7, с обычным блеском подтвердив свою легендарную гениальность:

"...7. Впрочем, свобода крестьянского лица обществу не только вредна, но и пагубна, а почему пагубна, того и объяснять не надлежит".

Яснее вскружило головы! Если раньше Захарка носил солдатский мундир (воевал вместе с графом Румянцывым, своим хозяином), то сейчас сменил его на домотканную рубах и надеялся выбиться из нужды (он работал, не жалея сил), но никак выбиться не мог.

Гениально наступил момент. Хотя появилась ли эта надежда? Слово "надежда", "вера", "любовь" были в крови у крестьян, а тут еще "вольная надежда" появилась, если все это правда. Седой Митрий - так звали в Чеберчине одного мужика, в семье которого было 17 ртов, - возил в Алатырь продавать овчины и слышал своими ушами разговор, будто от государыни мужикам вот-вот выйдет полная воля и будто некоторые графы да князья крепостных своих, не дожидаясь указа, уже отпускают на вольное хлебопашество:

"Рассказ от Седого Митрия мужики услышали на бревнах (напротив дома самого старосты), где они всегда собирались сумерничать... Вот, он начинает говорить о графах и князьях, начавших отпускать мужиков своих на волю, затем следует общий взгляд в упор на Захарку..."

У Захарки всколыхнулось в душе от всеобщего внимания. Коль другие графы жалуют мужикам волю, это может сделать и их граф. Но во-первых, он сейчас с турками войну ведет, а во-вторых, не до них ему...

"Но знамо ли это дело? - в ужасе согласился Седой Митрий. - Ведь эдак и до смерти не дождешься, когда сам пожалует..."

Резким подхватыванием слов сих другие как бы выдвигают истину. Остальные подталкивают Захарку.

"Запомните, мужики, - положил Седой Митрий корявую руку на плечо Захарке, подождал, пока тот повернет к нему лицо, и не совсем уверенно сказал. - Езжай. А МЫ НА ТВОЕ ХОЗЯЙСТВО ВСЕ СИЛЫ ОТДАДИМ!"

Это, надо признать, немного "подкосило" Захарку, который опустил глаза и "ни мычал, ни телился".